В России идет инициированный Президентом РФ процесс совершенствования норм Конституции РФ[1]. Изменения конституционного законодательства влекут за собой необходимость совершенствования и норм отраслевого законодательства, в том числе уголовного.
Конституция РФ закрепила базовые ценности, на которых построены основы конституционного строя, права и свободы человека и гражданина, взаимоотношения личности и государства, государственное устройство и т. д. Охрана общественных отношений, регулируемых конституционными нормами, осуществляется нормативно-правовыми актами различных отраслей права: гражданского, трудового, земельного, экологического и т. д. Особая роль в этом отношении принадлежит нормам уголовного права, которые защищают конституционные права личности, общества, государства от наиболее опасных посягательств.
Очевидно, что посягательства на базовые ценности, закрепленные в гл. 1 и 2 Конституции РФ, представляют особую общественную опасность, что должно отражаться на их уголовно-правовой оценке. Однако анализ российского уголовного законодательства показывает, что законодательная оценка целого ряда преступных посягательств на закрепленные в Конституции РФ общественные отношения, не отражает их реальную опасность.
Так, гл. 1 Конституции РФ закрепляет основы конституционного строя РФ. Согласно ст. 9 Конституция РФ основой жизни и деятельности народов, проживающих на соответствующей территории, является земля и др. природные ресурсы. Преступные посягательства на природные ресурсы, являющиеся национальным достоянием, обладают повышенной общественной опасностью. Между тем фактически уголовно-правовая охрана общественных отношений, связанных с защитой природных ресурсов, не соответствует их реальной ценности.
Одним из основных природных богатств в РФ является лес, который занимает 779 млн га. При этом 25 % древесных запасов мира также принадлежит нашей стране [2, с. 107]. В субъектах РФ, на территории которых расположены лесные массивы, распространенным преступлением является незаконная рубка леса [14, с. 325-326]. Данное преступление обладает повышенной общественной опасностью, поскольку посягает на экономическую основу народов, проживающих на соответствующей территории. Очевидно, что такие преступления не сравнимы по общественной опасности с преступлениями против собственности, поскольку они причиняют ущерб не только конкретному собственнику лесных ресурсов, а направлены, прежде всего, против интересов населения соответствующей территории.
Между тем этот очевидный факт совершенно не учтен законодателем при установлении санкций за преступления, посягающие на природные ресурсы. Так, за незаконную рубку лесных насаждений при отягчающих обстоятельствах (в крупном размере, лицом с использованием своего служебного положения, группой лиц) максимальное наказание – четыре года лишения свободы. В то же время заурядная карманная кража (п. «г» ч. 2 ст. 158 УК РФ[2]) наказывается лишением свободы на срок до пяти лет. Незаконная рубка леса при особо отягчающих обстоятельствах (в особо крупном размере, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой) согласно ч. 3 ст. 260 УК РФ может повлечь наказание в виде лишения свободы максимум до семи лет. В то же время за кражу, совершенную в особо крупном размере или организованной группой, может быть назначено лишение свободы на срок до десяти лет.
Таким образом, складывается парадоксальная ситуация, при которой незаконная рубка (хищение природных ресурсов, составляющих основу жизнедеятельности народов России) наказывается значительно мягче, чем кража пиломатериала со склада коммерческой организации. На чрезмерную мягкость наказаний за незаконную рубку леса обращают внимание как ученые, так и практики [5, с. 31].
Законодателем не учитывается, что общественная опасность преступлений против собственности и преступных посягательств на природные ресурсы, являющиеся национальным достоянием России, несопоставима и должна влечь повышенную ответственность по сравнению с аналогичными преступлениями против собственности [11, с. 223-224].
При определении уровня общественной опасности рассматриваемых преступных посягательств следует также учесть, что по оценкам специалистов на долю незаконных рубок приходится от 10 до 35 % всех лесозаготовок в стране, а нелегальный оборот древесины в России достигает 20 млн м3 в год [3, с. 41].
В этой связи, было бы правильным, в том числе с позиций криминологической обоснованности, рассматривать преступления, связанные с незаконным присвоением природных ресурсов не как экологические преступления, а как деяния, посягающие на экономические основы РФ. Такого рода преступления должны быть помещены в разд. VIII УК РФ – «Преступления в сфере экономики» [10, с. 223-224].
Следует отметить, что проблема охраны природных ресурсов может быть решена в полном объеме лишь путем комплексного совершенствования российского законодательства, в том числе конституционного. В юридической литературе справедливо отмечается определенная противоречивость положений Конституции РФ, направленных на их охрану. Так, с одной стороны, ч. 1 ст. 9 Конституции РФ устанавливает, что природные ресурсы охраняются как основа жизнедеятельности народов, проживающих на соответствующей территории. С другой стороны, ч. 2 этой же статьи допускает нахождение земли и других природных ресурсов в частной, государственной, муниципальной и иных формах собственности. Очевидно, что такие природные ресурсы как недра при передаче в частную собственность перестают выполнять роль основы жизни и деятельности населения, превращаясь в источник прибыли для их собственника [1, с. 17-18].
В этой связи, предлагается устранить это противоречие путем введения строжайшего государственного контроля за использованием природных ресурсов в целях исключения их хищнической эксплуатации недобросовестными собственниками. Такие изменения могут быть в перспективе внесены в ст. 9 Конституции РФ в порядке, установленном ст. 135 Конституции РФ, которая предусматривает процедуру изменения гл. 1, 2 и 9 Конституции РФ [1, с. 18].
Разумеется, это не простая задача, поскольку ее решение затронет и другие отрасли российского права, например, гражданского, так как потребует создания правового механизма, устанавливающего порядок возвращения в государственную собственность природных ресурсов, оказавшихся в частной собственности. Решение данного вопроса находится за рамками настоящей статьи. Отметим лишь, что такой механизм должен быть разработан параллельно с подготовкой изменений в ст. 9 Конституции РФ. На наш взгляд, это может быть сделано в отдельном законе о национализации. Данный закон должен предусмотреть порядок и сроки проведения национализации природных ресурсов, определение размера компенсации, подлежащей выплате собственникам и т. д. При этом у недобросовестных приобретателей природные ресурсы должны национализироваться без выплаты компенсации. Что же касается добросовестных приобретателей, то им должна быть выплачена компенсация в размере суммы, затраченной при приобретении соответствующих прав на природные ресурсы.
В юридической литературе справедливо отмечается, что в случае проведения национализации ранее приватизированного имущества, оценка суммы возмещения должна проводиться с учетом таких факторов как законность предшествующей приватизации, равноценность сумм рыночной и приватизационной стоимостей имущества и т. д. [6, с. 228]. Доводы о том, что это якобы приведет к силовому переделу собственности и даже к войне, считаем несостоятельными. Народ, являющийся по Конституции РФ источником власти, поддержит высказанные предложения.
Формулируя основы конституционного строя, ст. 8 Конституции РФ закрепляет многообразие форм собственности, устанавливая, что в РФ признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности. Поэтому все субъекты права собственности обладают равными правами на защиту своего субъективного права. Соответствующим образом должны строиться и нормы УК РФ, направленные на охрану права собственности от преступных посягательств. Фактически же нормы УК РФ, устанавливающие ответственность за преступления против собственности, в ряде случаев выглядят непоследовательно и противоречиво.
Это наглядно проявляется в подходе законодателя к установлению ответственности за хищение путем мошенничества. Традиционно в российском уголовном законодательстве ответственность за все формы хищений зависела от суммы похищенного. В этой связи, законодатель дифференцировал ответственность за хищение в значительном, крупном, особо крупном размере. При этом установленный в законе стоимостной критерий, например, для признания хищения совершенным в крупном размере, был единым для всех форм хищения (кража, грабеж, разбой, мошенничество и т. д.) Однако последовавшие изменения в УК РФ привели к тому, что интересы различных субъектов права собственности оказались по-разному защищены от мошеннических и других способов завладения чужим имуществом[3].
Так, стоимостной критерий для признания хищения путем кражи в особо крупном размере составляет 1 млн руб. Однако для мошенничества в сфере кредитования (ст. 159.1 УК РФ), а также в сфере страхования (ст. 159.5 УК РФ), особо крупным является размер похищенного, превышающий 6 млн руб. Что касается мошенничества в особо крупном размере, ответственность за которое предусмотрена ч. 7 ст. 159 УК РФ, то оно признается таковым, если сумма похищенного превышает 12 млн руб.
Привилегированное положение отдельных категорий лиц, совершающих уголовно наказуемые мошеннические действия, противоречит интересам борьбы с указанными преступлениями. Тем более что, как отмечается в юридической литературе, в России наблюдается не только рост количества мошенничеств, но и снижение их раскрываемости [7, с. 113].
Разрыв в 12 раз в стоимостном критерии для различных форм хищения ставит в неравные условия лиц, которым нанесен ущерб. В результате наиболее изощренные формы мошеннических действий в сфере страхования, кредитования, повлекшие хищение на 1 млн руб. и выше рассматриваются как хищение даже не в крупном, а лишь в значительном размере. Полагаем, что конституционные положения, содержащиеся в ст. 8 Конституции РФ, требуют установления единого стоимостного критерия как для различных форм хищения (кража, мошенничество и т. д.), так и для различных видов мошенничества вне зависимости от сферы мошеннических действий.
Проект Закона РФ «О поправке к Конституции Российской Федерации» № 885214-7, внесенный Президентом РФ, предлагает ряд мер, направленных на повышение требований к федеральным государственным служащим, высшим должностным лицам государства, судьям. Указанные меры призваны обеспечить в том числе и предотвращение преступлений корыстной направленности.
В этой связи, представляется уместным напомнить, что серьезным препятствием для обеспечения профилактики преступлений корыстного характера и коррупционных преступлений является отсутствие с 2003 г. в российском уголовном законодательстве конфискации имущества как дополнительной меры наказания. Данная мера была исключена из уголовного законодательства Федеральным законом от 08 декабря 2003 г. № 162-ФЗ[4].
В свете предложенных Президентом РФ изменений в Конституцию РФ в части требований к государственным служащим приобретают особую актуальность ранее высказанные предложения о необходимости вернуть в УК РФ конфискацию имущества в качестве дополнительной меры наказания за преступления коррупционного и корыстного характера [9, с. 287-288; 12, с. 204-205]. На наш взгляд, без внесения соответствующих изменений в уголовное законодательство предлагаемые конституционные положения не могут быть реализованы в полной мере.
Важнейшее место среди норм, закрепляющих основы конституционного строя, занимают положения ст. 2 Конституции РФ о человеке, его правах и свободах как высшей ценности. Очевидно, что высшие ценности должны получить наивысшую степень уголовно-правовой охраны. Однако фактически нормы УК РФ об ответственности за преступления против базовых конституционных прав личности также противоречивы и непоследовательны.
Одним из важнейших политических прав личности является право на выражение своего мнения. Так, ст. 31 Конституции РФ предусматривает, что граждане РФ имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование.
Уголовное законодательство устанавливает ответственность за незаконное воспрепятствование проведению собрания, митинга, демонстрации, шествия, пикетирования или участию в них. Статья 149 УК РФ предусматривает уголовную ответственность в виде штрафа в размере до трехсот тыс. руб. или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет, либо принудительных работ на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового, либо лишения свободы на срок до трех лет.
Федеральным законом от 21 июля 2014 г. № 258-ФЗ[5] УК РФ был дополнен ст. 212.1. об ответственности за неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования. Другими словами, за сам факт нарушения порядка реализации права, когда это нарушение не причинило кому-либо физического или имущественного вреда, наступает уголовная ответственность. При этом наказание за указанное деяние предусмотрено до пяти лет лишения свободы, т. е. более строгое, чем за незаконное воспрепятствование проведению митинга, собрания и т. д. с использованием служебного положения.
Более того, такое же наказание как в санкции ст. 212.1 УК РФ предусмотрено за гораздо более опасные преступления, направленные против общественной безопасности. Так, за публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма (ст. 205.2. УК РФ) может быть назначено лишение свободы на срок от двух до пяти лет. Таким образом, закон допускает назначение в соответствии со ст. 212.1 УК РФ одинакового наказания за мирный протест против террористической деятельности (пять лет лишения свободы), хотя и проведенный без разрешения властей, и за публичную поддержку террористов и оправдание их преступлений.
Устанавливая суровые санкции за нарушения порядка реализации права на собрания, законодатель, в то же время, устанавливает за другие значительно более опасные преступления против общества и государства санкции, не соответствующие их повышенной общественной опасности. Так, за преступления против основ конституционного строя и безопасности государства, в ряде случаев, в качестве основной меры наказания предусмотрен штраф как альтернатива лишению свободы. Например, за финансирование экстремистской деятельности (ст. 282.3 УК РФ) предусмотрены: штраф, принудительные работы, лишение свободы. Возможность назначения штрафа в качестве основной меры наказания предусмотрена и в санкциях за действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ), а также за организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1 УК РФ).
В юридической литературе обоснованно указывается на необходимость не только ужесточать санкции за преступления экстремистского и террористического характера, но и последовательно ограничивать возможности для смягчения уголовной ответственности, предоставленные правоприменителю в Общей части УК РФ. Это может быть сделано, например, путем введения запрета на применение ст. 64 УК РФ к виновным в совершении любого преступления, относящегося к террористической деятельности, либо экстремистской направленности [4, с. 21-23].
Полагаем, что за преступления экстремистской направленности, посягающие на основы конституционного строя РФ, должны устанавливаться строгие санкции, предусматривающие наказания, связанные с исправительным воздействием на осужденных в условиях контроля за их поведением со стороны органов, исполняющих наказание. Штраф в качестве основной меры наказания в санкциях за финансирование экстремистской деятельности, организацию экстремистского сообщества неуместен. Кроме того, по характеру своей общественной опасности такие преступления несопоставимы с ненасильственными деяниями, связанными с нарушением порядка осуществления гражданами своих прав, предусмотренными, например, ст. 212.1 УК РФ.
Законодателю необходимо быть последовательным в установлении более строгого наказания за преступления, имеющие повышенную общественную опасность. К таким, в первую очередь, относятся преступления насильственного характера. Между тем подход к установлению санкций за ненасильственные деяния, предусмотренные ст. 212.1 УК РФ, вошел в противоречие с законодательной оценкой деяний, связанных с насильственными преступлениями, направленными против общества и государства. Так, за хулиганство, т. е. грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное, по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (п. «б» ч. 2 ст. 213 УК РФ) максимальное наказание – пять лет лишения свободы. Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (п. «е» ч. 2 ст. 112 УК РФ) также наказывается лишением свободы на срок до пяти лет. Таким образом, верхний предел санкции за насильственные преступления экстремистского характера, связанные с причинением существенного физического вреда личности, установлен такой же как в санкции ст. 212.1 УК РФ.
Представляется, что такой подход не соответствует задачам охраны конституционных прав личности, общества и государства от преступных посягательств экстремистского характера, обладающих повышенной общественной опасностью.
Одним из важнейших конституционных прав личности является свобода мысли и слова, закрепленная в ст. 29 Конституции РФ. Очевидно, что свобода не означает вседозволенность. В этой связи ч. 2 названной конституционной нормы предусматривает: «Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства». Такие конституционные ограничения логичны, вполне оправданны и достаточны. Обоснованно установлена и уголовная ответственность за возбуждение национальной или религиозной ненависти или вражды. Однако на наш взгляд, российский законодатель в установлении ограничений свободы слова пошел гораздо дальше, чем это вызвано необходимостью защиты прав и свобод личности и конституционного строя.
Федеральным законом от 29 июня 2013 г. № 136-ФЗ[6] установлена уголовная ответственность за публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих. Диспозиция данной нормы существенно отличается от ранее действовавшей ее редакции, согласно которой уголовно наказуемым признавалось незаконное воспрепятствование деятельности религиозных организаций или совершению религиозных обрядов[7].
Современная редакция уголовного закона является спорной и подверглась обоснованной критике [8, с. 219-220]. Между тем, ст. 19 Конституции РФ устанавливает, что государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от отношения к религии, убеждений и т. д. Возникает вопрос, если уголовно наказуемым является оскорбление религиозных чувств, то почему ненаказуемо оскорбление антирелигиозных чувств? Помимо религиозных чувств есть и другие, не менее значимые (нравственные, моральные и т. д.). Религиозные и антирелигиозные убеждения с точки зрения Конституции РФ абсолютно равноправны.
Анализ зарубежного законодательства показывает, что даже в странах с устойчивыми религиозными традициями уголовное законодательство равным образом защищает как права верующих, так и не верующих. Например, Уголовный кодекс Испании устанавливает уголовную ответственность по аналогии со ст. 148 УК РФ для тех, кто будет издеваться устно или письменно над теми, кто не исповедует никакую религию [13, с. 86-87].
Таким образом, уголовно-правовая охрана от преступных посягательств, связанных с взглядами и убеждениями, должна распространяться на всех лиц, являющихся носителями таких взглядов. При этом уголовному преследованию должны подвергаться лишь лица, пропагандирующие нарушение или ограничение прав личности в зависимости от отношения к религии, убеждений, взглядов и т. д.
