Преступность является одним из немногих явлений в жизни общества, которые определяют уровень его безопасной жизнедеятельности. Не случайно общество и государство прилагают достаточно много усилий и тратят колоссальные ресурсные средства на противодействие развитию преступности, что позволяет в необходимой мере сохранять приемлемый уровень общественной безопасности. Однако преступность, будучи системным, самовоспроизводящимся явлением, очень быстро приспосабливается к применяемым к ней формам социального контроля, снижая его эффективность и опережая его реализацию.
Для адекватного государственного реагирования на преступность следует понимать, что процессы, которые детерминировали развитие преступности в России в прошлом, в эпоху постмодерна претерпели существенные, если не сказать глобальные изменения. Эти изменения связаны не только с внутренними преобразованиями, произошедшими за последние несколько десятилетий, но и процессами трансформации всего мира, его интеграцией, изменением геополитической ситуации, глобализацией всех процессов, происходящих в мировом пространстве.
В этой связи и средства, которые использовались для противодействия преступности еще 20–30 лет назад в современный период должны быть другими, либо в значительной мере совершенствоваться, поскольку основным объектом воздействия как на процессы криминализации, так и на процессы виктимизации должны быть детерминанты как криминогенного, так и виктимогенного характера. Иными словами, для того, чтобы система противодействия преступности эффективно работала, прежде всего, необходим тщательный криминологический анализ ситуации, не столько оценивающий саму преступность, сколько процессы, ее детерминирующие. При этом необходимо учитывать следующие моменты.
Представляется, что в период постмодерна произошло изменение доминирующих криминогенных детерминант, связанных с экономической и политической системой, нравственными установками, социальной действительностью при одновременном сохранении особой российской ментальности. Резкий переход от жесткого социального контроля при достаточно стабильных социальных гарантиях к демократии, трактуемой как вседозволенность (в силу все той же особенности ментальности), диаметральное изменение ценностных ориентаций и значительное сокращение социальной помощи населению не могло не повлечь качественного и количественного изменения преступности, уровня ее общественной опасности по сравнению с советским периодом.
Следствием таких изменений явилась высочайшая доля тяжких и особо тяжких преступлений в общей структуре преступности, превышающая 50 % в первый постсоветский период, ежегодно фиксируемая уголовной статистикой, которая стала снижаться только в 2003 г. (2001 г. — 60 %; 2002 г. — 53 %; 2003 г. — 39,8 %). Криминализация хозяйственного комплекса, сопровождающаяся ростом доли экономических преступлений в общей структуре преступности; рост доли организованной формы преступности и ее профессионализация (ежегодно 30–31 тыс. преступлений, совершенных преступными сообществами, только в регистрации); криминализация политической элиты и политизация преступности; корыстная направленность мотивации большинства видов преступного поведения; вытеснение ситуативной преступности предумышленными, тщательно продуманными преступлениями — вот наиболее яркие черты качественной характеристики преступности первого постсоветского периода.
Количественные показатели имели волнообразный рост регистрации преступлений вплоть до 2006 г. — пикового для всего динамического ряда рассматриваемого периода (3,8 млн преступлений). Между тем противодействие преступности этого времени в значительной мере осложнялось депрофессионализацией правоохранительных органов, которая выражалась не только в падении образовательного уровня и отсутствием опыта практической деятельности у сотрудников, но и значительными деформациями психологии профессиональной деятельности как на групповом, так и на индивидуальном уровнях. Кроме того, в данный период наблюдалась значительная депрофилактизация в процессе противодействия преступности. Основное внимание государства в этот момент было направлено на решение других задач, в первую очередь политических и экономических. Оно не только само устранилось от процессов противодействия преступности, но и устранило большую часть субъектов этой деятельности: при посылке, что профилактикой должны заниматься все, но наряду со своими основными функциями в действительности ей не занимался никто, особенно если речь шла о социальной профилактике правонарушений. Значительное распространение коррупционных процессов окончательно подорвало доверительное отношение к правоохранительной системе со стороны гражданского общества.
Совокупность прогрессивно развивающихся негативных процессов, не только в социальной сфере, но и в экономике и политике, во взаимодействии со значительными дефектами в деятельности системы правоохранительных органов в значительной мере обусловили развитие ранее описанного состояния российской преступности в первый постсоветский период.
В дальнейшем эпоха постмодерна, сохраняя в целом действие комплекса криминогенных детерминант постсоветского периода, демонстрирует смягчение всех перечисленных негативных характеристик российской преступности. Наблюдается последовательное снижение количественных показателей (до 2,1 млн в 2013 г.). Доля тяжких и особо тяжких преступлений уменьшилась до 25 %, организованных — до 17,3 тыс. преступлений. Значит ли это, что состояние преступности действительно улучшается, а уровень общественной безопасности повышается?
Давно уже не является большим секретом, что основная доля реальной преступности является латентной, а в регистрации находится лишь незначительная часть из всех совершенных преступлений[1]. При этом нередко латентность преступности действительно является объективной, как следствие — недоверие населения правоохранительным органам, в первую очередь, из-за их коррумпированности либо незаинтересованности в расследовании неочевидных преступлений, сложных для раскрытия.
Между тем криминальная статистика является тем ориентиром, на который равняется вся правоприменительная практика и, как правило, колебания статистической картины преступности вызывают ее соответствующие изменения. Безусловно, что изменения и уголовной статистики, и правоприменительной практики иногда детерминированы политическими интересами, в том числе и местного уровня, но чаще валом преступлений, с которым правоохранительные органы просто не справляются, поэтому регистрируют их весьма избирательно. Однако понимая, что реальная картина преступности совершенно другая, чем представляется в статистических отчетах, они вынуждены, тем не менее, корректировать противодействие преступности исходя не из ее реального состояния, а в соответствии с тем ориентиром, который выставляет уголовная статистика, самими же правоохранительными органами и сформированная.
Возникает замкнутый круг, который не позволяет не только эффективно противодействовать преступности, вовремя и рационально перераспределяя усилия правоохранительных органов и других субъектов, занимающихся такой деятельностью, но и иметь представление о реальной картине преступности, ее особенностях и характеристиках в том или ином регионе, а соответственно и в стране в целом. Между тем, криминологический анализ, основанный на подходе, связанном с укрупнением периодов[2], свидетельствует, что не смотря на значительное снижение абсолютных показателей за последние 6 лет начиная с 2007 г. (в 1,8 раза) уровень преступности 2013 г. (2,1 млн) даже в регистрации превышает уровень 1990 г. (1,8 млн).
Кроме того, при сравнении относительных показателей распространенности преступности и ее интенсивности советского и постсоветского периодов следует констатировать, что за 30-летний советский период (1960–1990) они выросли в 3,3 раза с 361 до 1 243. А за последующее 15-летие (1990–2005) коэффициент увеличился еще в 2 раза (2005 г. он был 2 477), достигнув максимума в 2006 г. с показателем в 2 700 преступлений, приходящихся на 100 тыс. чел. В 2012 г. коэффициент интенсивности преступности составлял 1 609, что значительно выше уровня 1990 г.
Коэффициент преступной активности, как и абсолютные показатели числа выявленных преступников, значительно от стает от аналогичных показателей зарегистрированных преступлений. Его прирост в первом постсоветском периоде был лишь 32 % и в 1995 г. (накануне принятия нового Уголовного кодекса РФ) составлял только 1 022 преступника на 100 тыс. чел., достигших возраста уголовной ответственности, а за следующее десятилетие этот показатель не только не приблизился к растущим коэффициентам интенсивности преступности, а, наоборот, упал почти в 2 раза: до 860 в 2005 г. В результате можно констатировать, что в постсоветский период разрыв между коэффициентом интенсивности преступности и преступной активности все больше увеличивается. Сегодня выявляется меньше, чем каждый второй преступник, а по отдельным составам, в частности по экономическим преступлениям, только третий, четвертый.
В целом, можно отметить волнообразный характер динамики состояния современной российской преступности с тенденцией поднятия очередной «волны» на качественно иной уровень. Уменьшение количества зарегистрированных преступлений, которое происходит в периоды стабилизации, во-первых, не является значительным для такой страны, как Россия, и никак не компенсирует роста преступности в предшествующих периодах; во-вторых, не отражает действительной динамики развития преступности, отличающейся высокой латентностью.
Таким образом, применительно к оценке современного периода развития российской преступности стоит констатировать, что, несмотря на снижение абсолютных показателей в регистрации преступлений, состояние преступности может оцениваться как стабильное, поскольку латентная часть преступности продолжает оставаться значительной. Это свидетельствует о том, что принимаемые меры противодействия не являются достаточными. Регистрация преступлений, а также практика отказа в возбуждении уголовных дел способствуют снижению показателей зарегистрированной, но не реальной преступности. Кроме того, анализ социально-демографических процессов позволяет прогнозировать на ближайшее будущее рост как абсолютных, так и относительных показателей. Это, прежде всего, связано с тем, что Россия прошла пик «демографической ямы» как следствие резкого снижения рождаемости в начале — середине 90-х гг. XX в. Количество несовершеннолетних и молодых людей в структуре населения постепенно увеличивается. Население растет также и за счет мигрантов, переезжающих в Россию на постоянное или временное место жительства из сопредельных стран, беженцев из Украины, населения Крыма.
Как не пытается российское государство регулировать миграционные процессы, связанные с ними проблемы, в том числе и криминогенного характера, будут только нарастать, поскольку российская экономика нуждается во внешних трудовых ресурсах. Стремление представителей бизнеса удешевить рабочую силу (опять же в силу особой российской ментальности) приводит к использованию противозаконных средств, а соответственно к развитию коррупции, криминальной эксплуатации и тому подобным процессам, которые в свою очередь неблагоприятно влияют на уровень общественной безопасности в целом.
Еще одной современной проблемой, характерной для эпохи постмодерна, является бурное развитие криминальных рынков как легальных, так и нелегальных товаров и услуг [5]. Обычно эти рынки находятся вне сферы социального контроля или надежно защищены от него с помощью коррупции и других видов криминальных услуг, которые составляют свой расширяющийся криминальный рынок [6]. Уголовно-правовыми мерами бороться с такими рынками чрезвычайно сложно. Эффект может быть только в случае сбалансированного комплексного воздействия экономических, организационных и правовых мер, которые взаимосвязаны и взаимно дополняют друг друга. При этом комплекс таких мероприятий, касающихся легальных товаров и услуг, в значительной мере должен отличаться от аналогичного комплекса, направленного на предупреждение развития рынков нелегальных товаров и услуг.
Другой существенной характеристикой рассматриваемого периода является то обстоятельство, что значительная часть современной молодежи «уходит» из реальной жизни в Интернет, реализуя в виртуальном пространстве свои установки и потребности. Интернет существенно влияет на формирование менталитета молодого поколения (в частности, ценностных ориентаций), деформирует способность проводить грань между дозволенным и запрещенным, между реальным миром и виртуальным, атрофирует способность к живому общению, поиску решения конфликтных ситуаций, затрудняет адаптацию к коллективным видам деятельности. Сложившиеся в виртуальном мире типичные реакции на определенные ситуации могут быть на уровне автоматизмов перенесены в реальную жизнь. Это в значительной мере затрудняет социализацию молодых людей с еще несформированной системой ценностных ориентаций, психикой и отношением к жизни, способствует не только их криминализации (в силу неумения находить правомерные решения в различных жизненных ситуациях), но и повышенной виктимизации. При этом поколение, воспитанное Интернетом и интерактивными играми, только вступает в активную жизнь.
Кроме того, реальностью нашей жизни в целом становится перевод значительной части материальной жизни (документов, фотографий, переписки, денежных операций, покупок, развлечений, книг и т. д.) в цифровое, виртуальное пространство. Развитие цифровых и информационных технологий, компьютерных сетей, расширение Интернет-пространства увеличивает возможности для совершения как традиционных видов преступлений (например, мошенничеств), так и позволяет появляться новым «киберпреступлениям». Представляется, что в ближайшем будущем именно эта часть преступности будет наиболее прогрессивно развиваться сама и детерминировать развитие других преступлений.
Правоохранительная же система пока настроена на реагирование на традиционные виды преступлений, противодействие киберпреступности находится в самом начале своего пути. Специальные отделы по борьбе с такими преступлениями являются немногочисленными и не могут охватить всей латентной части, в которой этот вид в основном и пребывает. По сути, ни в законодательной сфере, ни в правоприменительной адекватной реакции на эту прогрессирующую угрозу всей общественной безопасности нет.
Сама правоохранительная система, несмотря на колоссальные усилия со стороны государства, не претерпела больших изменений со времен первого постсоветского периода. Эпоха постмодерна показала, что фактически невозможно за достаточно короткий период реорганизации и реформирования любой системы вырастить кадры с другим уровнем профессиональной психологии, этики, образования. Органы внутренних дел, стоящие на передовом рубеже борьбы с преступностью, наиболее яркие тому свидетели. Более того сравнительные характеристики личности сотрудников низовых звеньев этой системы и преступников показывают их поразительное сходство [4, с. 7]. Определенную роль в развитии неблагоприятных тенденций преступности нередко играет и само государство, выбирая ошибочные направления в развитии уголовной (особенно уголовно-правовой) политики, что невольно провоцирует развитие таких процессов, которые не только не способствуют эффективному обеспечению необходимого уровня общественной безопасности, но и существенно его снижают.
Постоянные и нередко противоречивые изменения и дополнения законодательства, на основе которого осуществляется борьба с преступностью, не имеют продуманного концептуального подхода [3, с. 136]. В результате действие этих детерминант (постоянные изменения уголовного закона, не всегда базирующиеся на криминологическом анализе ситуации, не соблюдение принципа неотвратимости ответственности, развитый рынок коррупционных услуг в системе правоприменения) в значительной степени влияет на деформации правосознания не только населения в целом, лиц уже совершивших преступления, но и сотрудников правоохранительных органов.
Что касается современного состояния системы предупреждения преступности, то не заметно каких-либо кардинальных изменений в этом вопросе. До сих пор нет законодательного регулирования этих процессов. Отрывочные нормы различных ведомственных актов не решают проблемы целенаправленного комплексного подхода к регулированию процессов предупреждения преступности, выделения его специальных субъектов — цель деятельности которых — предупреждение преступности. Этот процесс в эпоху постмодерна продолжает оставаться самым насущным (в свете всеобщей гуманизации уголовной политики), самым неурегулированным законодательно и второстепенным с точки зрения правоприменения.
Между тем, анализ основных тенденций преступности постсоветского периода, ее основных детерминант и опыта борьбы с ней[3] свидетельствуют, что преступность продолжает активно развиваться, не смотря на снижение регистрационных показателей, причем делает это в сферах, сложных для осуществления социального контроля. Меняется структура населения и его характеристики, а правоохранительная система продолжает оставаться на прежнем уровне развития. Предупреждение преступности пока не является приоритетным направлением в деятельности субъектов, осуществляющих противодействие преступности. В этой ситуации говорить о благоприятных прогнозах в развитии анализируемых явлений не приходится. Если не изменить уголовную политику в части усиления ее криминологической составляющей, уровень общественной безопасности в России будет снижаться.
