В связи с нарастанием противоречий в международных отношениях, эскалацией военных конфликтов и фиктивизацией отдельных институтов международного права, интерес исследователей к истории первого международного суда над военными преступниками растет с каждым годом.
В основном, работы специалистов, посвященные теме Нюрнбергского Международного трибунала над главными преступниками затрагивают проблематику значения «Суда истории» для развития международного права, подробно описывают не имеющие прецедентов мероприятия по его подготовке, а также освещают отдельные подробности самого судебного процесса [1, с. 165]. Между тем, вопрос о правовых основах деятельности Нюрнбергского трибунала 1945-1946 гг. до настоящего времени недостаточно полно освещен в отечественной юридической науке.
Рассматривая тему формирования нормативной базы деятельности Нюрнбергского трибунала, ряд авторов указывает на то обстоятельство, что первые акты, легшие в основу работы суда в Нюрнберге, появились еще за несколько лет до окончания войны с гитлеровской Германией.
К документам, принятие которых стало первым шагом в учреждении трибунала обычно относят ноту народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова от 25 ноября 1941 г. «О возмутительных зверствах германских властей в отношении советских военнопленных» [2, с. 49], а также ноту советского правительства от 14 октября 1942 г. «Об ответственности гитлеровских захватчиков и их сообщников за злодеяния, совершаемые ими в оккупированных странах Европы» [3, с. 12].
Данные акты действительно имели большое значение: в них были обозначены некоторые принципы, которыми впоследствии руководствовался Международный военный трибунал – принцип персональной ответственности военных преступников, принцип отсутствия срока давности преступлений нацистских руководителей, принцип гласного рассмотрения их вины и т.д. Однако данные документы едва ли стоит считать источниками права (в формальном смысле), обеспечивавшими функционирование Нюрнбергского трибунала.
Вышеуказанные акты являлись актами национального законодательства, а значит, сфера их нормативного регулирования не могла напрямую распространяться на деятельность международного суда.
Следует также отметить, что по существу указанные акты Советского государства имели в своей основе нормы-декларации, выражавшие намерение привлечь к ответственности инициаторов агрессии и преступлений. Вышеназванные акты конечно же не предусматривали создание каких-либо международно-правовых механизмов и институтов для решения вопроса о суде над руководителями «Третьего рейха».
В контексте рассмотрения актов национального законодательства предшествующих формированию правовой основы деятельности Нюрнбергского трибунала стоит выделить Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР от 2 ноября 1942 г. о создании чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений гитлеровцев[1].
Данный акт имел важное значение для сбора доказательств преступной деятельности немецких войск и оккупационных органов власти, что позволило основательно и в короткие сроки подготовить материалы обвинения для суда в Нюрнберге [2, с. 49]. Указ об образовании чрезвычайной государственной комиссии обеспечил возможность подтвердить причастность подсудимых к совершению преступлений, но порядок и основания привлечения их к суду определялись другими источниками. Содержание данного акта применительно к процедуре создания Международного военного трибунала, не выходит за рамки целей организации следственных действий для сбора доказательств вины немецко-фашистских захватчиков.
Международный трибунал стал плодом межгосударственного сотрудничества, а значит, в основе его деятельности лежат в первую очередь акты международного права, относящиеся к такому типу источников права, как нормативный договор. Были среди таких актов и документы декларативного характера, например, Декларация правительств СССР, США и Великобритании от 30 октября 1943 г. «Об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства[2]».
Первым шагом в направлении реализации заявленных планов о придании нацистских руководителей суду стало подписание 8 августа 1945 г. соглашения представителей СССР, США, Великобритании и Франции о создании Международного военного трибунала[3]. Подписанию соглашения предшествовала подготовительная работа, в ходе которой было рассмотрено два проекта уставных документов трибунала – советский и американский.
Самым значимым с точки зрения формирования правовой основы деятельности Международного военного трибунала, являлся Устав Международного Военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников. Устав являлся приложением к соглашению представителей анти-гитлеровской коалиции, подписанному 8 августа 1945 г. в Лондоне, и был принят в тот же день, что и основной документ[4].
Устав определял состав и компетенцию Международного военного трибунала, закреплял права подсудимых на защиту, и в целом создавал процессуальную основу суда над главарями «Третьего рейха». Значение Устава Международного военного трибунала, как акта, лежащего в основе деятельности первого международного суда над военными преступниками, подробно раскрыто в отечественной научной литературе [4, с. 416].
В дополнение к уставу был также принят Регламент, детализирующий отдельные процессуальные вопросы работы трибунала и предстоящего процесса[5].
Однако, правовая база деятельности суда не ограничивалась лишь нормами процессуального права. Высшим руководителям фашистской Германии был предъявлен ряд обвинений, которые и предстояло рассмотреть суду, а значит, судебный процесс имел под собой и материально-правовые основы. Именно эта сторона правового обеспечения Нюрнбергского процесса на сегодняшний момент является наименее изученной современными отечественными исследователями – теоретиками и историками права.
Необходимо указать, что сам Устав Международного военного трибунала в статье 6 закреплял три основные пункта обвинения подсудимым, и содержал перечень деяний, квалифицируемых трибуналом как преступные и подлежащие наказанию. Однако материально-правовая составляющая юридической основы судебного процесса не ограничивалась лаконичными и емкими нормами устава.
Вопрос о том, какие источники права содержали те самые нормы, нарушение которых и привело на скамью подсудимых высших руководителей фашистского государства представляется необходимым рассматривать путем анализа основных пунктов предъявленных на процессе обвинений.
Такой подход оправдан исходя из цели исследования: четкого обозначения и классификации источников права (в формальном смысле), содержавших нормы, попранные обвиняемыми.
Адвокаты подсудимых, как и сами обвиняемые на процессе нередко пытались апеллировать к тому, что их деятельность нельзя считать преступной в формально-юридическом смысле, а стало быть, процесс не представляет собой подлинного судебного разбирательства и является исключительно политическим действием [5, с. 8].
Свою позицию сторона защиты на процессе пыталась подкрепить ссылкой на отсутствие законов, предусматривающих ответственность за деяния, подобные тем, что совершили обвиняемые. Ими оспаривалась обоснованность применения положений устава Международного трибунала в части обозначения им круга преступных деяний, вменяемых подсудимым, поскольку сам Устав был принят уже после окончания войны. Не игнорируя политической составляющей процесса, состоявшей в международном разоблачении и осуждении античеловеческой сущности германского фашизма, с такой позицией согласиться нельзя, ведь правовые нормы, позволявшие признать руководителей нацистского государства преступниками, существовали задолго до создания Международного военного трибунала.
Как известно, 24 подсудимым вменялась вина по трем основным пунктам обвинения: 1. преступления против мира, в виде подготовки и развязывания агрессивной войны; 2. военные преступления – преступления против законов и обычаев войны, связанные, главным образом, с жестоким и бесчеловечным отношением с военнопленными, а также применением репрессий к мирному населению; 3. преступления против человечности, выраженные в организации политики геноцида и использовании рабского труда заключенных концлагерей.
При рассмотрении первого пункта обвинений – преступления против мира – становится очевидным, что основанием для привлечения к ответственности за данные деяния служили многочисленные договоры, в том числе, договоры о ненападении, которые Германия заключала не только с Советским Союзом, но и с другими странами: с Англией, Францией и Польшей [6, с. 101].
Заключив договоры о неприменении военной силы для решения территориальных и иных споров, руководители Германии брали на себя ряд обязательств, которые впоследствии были ими грубо нарушены. Указание на нормы международных договоров, как правовое основание для применения санкции к подсудимым, содержались и в обвинительном заключении на процессе. Представители СССР специально настаивали на указание о нарушении руководством «Третьего рейха» 26 международных договоров[6]. Имея ввиду существование таких нормативных договоров, развязанная Германией война и получила от международного сообщества оценку в качестве вероломной военной агрессии.
Второй пункт обвинений – военные преступления – также имел под собой нормативную базу в виде международных договоров. Целенаправленная политика уничтожения, порабощения и грабежа мирного населения, создание невыносимых условий для военнопленных, уничтожение городов и деревень, а также другие вменяемые подсудимым преступления прямо противоречили букве и духу Женевской конвенции 1906 г. и Гаагской конвенции 1907 г., ранее ратифицированных Германией [7, с. 32].
На противоречие международным конвенциям нацистской политики массовых убийств и жестокого обращения с военнопленными указывали представители обвинения при формировании обвинительного заключения[7]. Обособление правового обычая, в виде обычаев войны, в качестве самостоятельного источника, содержащего правовые нормы, нарушенные подсудимыми, едва-ли обосновано. Все положения, именуемые «обычаями войны», к тому времени уже нашли свое отражение в тексте международных договоров в качестве правил применения вооруженной силы одним государством против другого.
Что же касается третьего пункта обвинений – преступлений против мира и человечности – то представляется верным в качестве основного источника, содержащего нарушенные руководителями Германии нормы права, считать основные принципы права.
Принцип гуманизма, умеренности наказания и его соразмерности преступлению, принципы законности, гражданского равенства, демократизма – эти и другие общепризнанные подавляющим большинством развитых стран и глубоко укоренившиеся в мировой политико-правовой действительности еще со времен европейских буржуазных революций принципы сами по себе обязывали государства соблюдать определенные нормы во внутренней и внешней политике. Тем временем руководители Германии подвергли эти принципы права регулярным, осознанным и грубым нарушениям.
Обозначение принципов права, как материально-правового основания привлечения подсудимых к ответственности за преступления против человечности не является сугубо современной интерпретацией вопроса об основаниях ответственности обвиняемых на Нюрнбергском процессе: впервые о нарушении принципов международного права руководством Германии заявили представители советского правительства в подготовленном ими в июле 1945 г. проекте соглашения о Международном трибунале[8].
Подводя итог, можно заключить: не только процессуальная сторона правового обеспечения деятельности Нюрнбергского трибунала имела под собой прочную базу в виде ряда нормативных договоров, заключенных уполномоченными представителями стран-победителей, но и предъявленные обвинения основывались на обширном пласте правовых норм, обличенных в форму международных договоров и признанных мировой общественностью принципов права.
Отличительной особенностью источников, лежащих в основе предъявленных обвинений, являлось отсутствие унифицированных и общепризнанных санкций, что являлось очевидным пробелом в международном праве, восполнить который пришлось путем наделения Международного военного трибунала широкими полномочиями в вопросе о характере возможных наказаний подсудимых.
В создания механизма применения международных уголовно-правовых санкций, как видится, заключается важное значение Нюрнбергского трибунала, как прецедента, положившего начало формированию институтов привлечения к ответственности военных преступников.
Деяния подсудимых на Нюрнбергском трибунале были признаны преступными не только в морально-этическом плане, но и в смысле грубого нарушения представителями немецко-фашистского руководства существующих норм права.
Изучая правовые основы деятельности Нюрнбергского трибунала с позиции современной науки теории права, мы видим, что наказание немецко-фашистских руководителей было не просто справедливым актом возмездия, но и правовым в полном смысле этого слова решением, поскольку оно исходило от существующих в той или иной форме норм права.
