Проблемам собственности посвящено огромное количество научных исследований. Несмотря на «видимую простоту и ясность», как иронично выразился Г.Ф. Шершеневич, определение права собственности представляет значительное затруднение [11, с. 165]. Эту мысль, высказанную известным русским цивилистом в начале XX в., вполне можно отнести и к современному состоянию научных исследований права собственности. И дело вовсе не в отсутствии достойных работ по данному вопросу. Скорее, проблема в многозначности самого понятия права собственности. Как верно отметил американский философ Л. Бейкер, «… дискуссии о праве собственности часто страдают из-за неосторожного использования таких терминов, как “естественные права человека” или из-за нечеткости в разграничении моральных и юридических прав…»[12, с. 8].
Право собственности с полным правом можно представить и как социально-правовую ценность, интегрированную в определенную систему целей, ориентиров, оценок материальных и нематериальных явлений общества, и как совокупность правовых норм, регулирующих отношения принадлежности имущественных благ, возможности владения, пользования и распоряжения этим имуществом, а также правовые средства защиты прав собственника.
В свое время В.П. Грибанов отметил, что право собственности – коренной институт советского гражданского права. Его ведущее значение определяется тем, что нормы права собственности закрепляют экономическую основу советского строя – социалистическую собственность на средства производства [3, с. 358]. Однако в данном случае, право собственности выступает в другой ипостаси и нацелено на проблему форм собственности.
С неменьшими основаниями право собственности может трактоваться как субъективное право конкретного лица. В этом случае право собственности выступает как юридически гарантированная мера возможного поведения собственника в целях удовлетворения его интересов, обеспеченная юридическими обязанностями других лиц.
В развитие данного угла зрения на проблему собственности следует вспомнить, что основной акцент в определении права собственности в субъективном смысле большинство авторов делает на возможность собственника осуществлять свои правомочия.
Субъективное право в теории права рассматривается как сложная конструкция, которая включает три, а то и четыре элемента (правомочия).
Наиболее часто в качестве составляющих субъективного права в теории права называют три правомочия.
Во-первых, это право управомоченного лица вести себя активно, совершать действия, предусмотренные юридическими нормами или не запрещенные ими.
Во-вторых, это возможность требовать от обязанного лица совершения определенных активных действий или воздержания от них. Например, право требовать, чтобы приобретатель оплатил стоимость купленного им имущества или оказанной услуги.
В-третьих, это право притязания. Оно подразумевает возможность управомоченного лица прибегнуть к государственному механизму принуждения. В частности, при отказе покупателя оплатить купленное имущество, продавец имеет предусмотренную законом возможность обратиться за защитой своего нарушенного права в правоохранительные органы.
Иногда собственные действия управомоченного лица (первое правомочие по вышеназванной схеме) в научной литературе разделяются на фактические и юридические, и соответственно, право собственности включает уже не три, а четыре составляющих:
1) право на собственные фактические действия, направленные на использование полезных свойств объекта права (собственник вещи вправе использовать ее по прямому назначению);
2) право на юридические действия, на принятие юридических решений (собственник вещи может ее заложить, подарить, продать, завещать и т.д.);
3) право требовать от другой стороны исполнения обязанности, т.е. право на чужие действия (заимодавец имеет право требовать от заемщика возврата денег или вещей);
4) право притязания, которое заключается в возможности привести в действие аппарат принуждения против обязанного лица, т.е. право на принудительное исполнение обязанности (в принудительном порядке может быть взыскан долг, произведено восстановление рабочего или служащего на работе).
В другой трактовке правомочий столько же, но они несколько отличаются от перечисленных выше:
«Субъективное право – это предусмотренная нормами позитивного права возможность (свобода) определенного поведения конкретного субъекта, включающая в себя, как минимум, четыре элемента [7, с. 396]:
1) возможность положительного поведения самого управомоченного, т.е. право на собственные действия;
2) возможность требовать соответствующего поведения от правообязанного лица, т.е. право на чужие действия;
3) возможность прибегнуть к государственному принуждению в случае неисполнения противостоящей стороной своей обязанности (притязание);
4) возможность пользоваться на основе данного права определенным социальным благом.
Другими словами, субъективное право может выступать как право-поведение, право-требование, право-притязание и право-пользование.
Определение какой-либо категории через перечисление входящих в его состав элементов имеет право на существование. Поэтому право собственности также можно представить именно как совокупность прав управомоченного лица.
По аналогии с общетеоретическим определением, право собственности включает такие правомочия собственника, как право собственных (юридических и фактических) действий, право на чужие действия и право притязания, т.е. право обращения к государственному принуждению. Было бы логично считать, что именно эти правомочия и составляют содержание права собственности.
Однако в отраслевых науках, особенно в цивилистике, теоретические конструкции почему-то не имеют силы. Гражданское право предлагает свою совокупность правомочий собственника. Так, согласно ст. 209 ГК РФ (далее – ГК) под правом собственности понимается мера дозволенного поведения лица по владению, пользованию и распоряжению принадлежащим ему имуществом.
Если сравнить предложенный ГК список и правомочия обладателя любого субъективного права в теоретической трактовке, становится очевидно, что оба списка составлены исходя из совершенно разных оснований. При этом список «владеть, пользоваться и распоряжаться» явно проигрывает, поскольку не включает ни действий обязанного субъекта, ни защиту перечисленных в ГК правомочий. Однако именно этот короткий список господствует в научной литературе.
Следует сказать, что триада «владеть-пользоваться-распоряжаться» не является единственно возможной совокупностью правомочий собственника.
В научной литературе существует как минимум два подхода к определению права собственности как комплекса правомочий. Их можно обозначить как централизованный и децентрализованный подходы.
Суть различий между ними в том, что при централизованном подходе число правомочий конечно и представляет собой единое право, составленное из определенной суммы правомочий. Централизованный подход имеет две разновидности – централизованную ограниченную и централизованную расширенную. Разновидности отличаются объемом входящих в право собственности составных элементов.
Децентрализованный подход характеризуется тем, что право собственности не является правовым монолитом и каждый раз, в зависимости от обстоятельств и правовых предписаний, образует в отношении конкретного субъекта особую сложноструктурную модель из совокупности правомочий.
-
Ограниченный централизованный подход
В эту группу включены все трактовки права собственности, которые ограничивают собственника двумя-тремя правомочиями.
Во Франции они сводятся к двум. В соответствии со ст. 544 Французского гражданского кодекса «Собственник пользуется и распоряжается вещами наиболее абсолютным образом». В § 903 Германского гражданского уложения предусматривает, что собственник может распоряжаться вещью по своему усмотрению и отстранять других от всякого воздействия на нее.
Наиболее известна триада, которая включает правомочия владения, пользования, распоряжения.
В научной литературе возникновение триады иногда связывается с римским правом. Правда, на начальном этапе собственник в римском праве обладал более развернутым списком правомочий: это право владения (jus possidendi); право пользования (jus utendi); право распоряжения (jus abutendi); право получать доходы (jus fruendi); право защиты (jus vindicandi). Однако со временем, по версии сторонников римского происхождения триады, количество правомочий уменьшилось. Было отмечено, что некоторые правомочия в определенной мере повторяют друг друга. Например, выделять как самостоятельное такое правомочие, как право защиты (jus vindicandi), было сочтено излишним, поскольку всякое право подлежит защите и выделять специальное правомочие для права собственности просто нет необходимости. Право получения доходов от вещи (jus fruendi) растворилось в более широком праве пользования (jus utendi). В результате объем права собственности сократился до трех правомочий – права владения, пользования и распоряжения. Считалось, что они охватывают все возможные формы и способы воздействия собственника на вещь и в то же время отграничивают посягательства других лиц на эту же вещь.
Существует и иное мнение по вопросу о происхождении триады правомочий собственника. Так, Е.А. Суханов заметил, что «… римское частное право вообще не знало “закрытого” (исчерпывающего) перечня правомочий собственника, а известная триада как характеристика правомочий собственника появилась уже в средние века [9, с. 20]. По наблюдениям В.А. Краснокутского классическая юриспруденция понимала собственность как неограниченное и исключительное правовое господство лица над вещью, как право, свободное от ограничений по самому своему существу и абсолютное по своей защите. В праве Юстиниана оно обозначалось уже как полная власть над вещью – plena in re potestas [8, с. 192]. Однако автор сделал оговорку, что признанный классиками и закрепленный законом признак полноты господства собственника порождал у некоторых римских юристов попытки разложить содержание собственности на его составные части. Так, юрист и политический деятель Юлий Павел (III в. н.э.) считал, что право пользования и извлечения плодов (ususfructus) составляет существенную часть собственности. Но эта позиция не стала общепризнанной. В частности, его современник Домиций Ульпиан критиковал всякие попытки частных перечислений состава собственности и настаивал на единстве господства собственника и всеобщности содержания его права.
Обозначение правомочий собственника как триады возможностей в законодательстве России исторически заложено в первой половине XIX в. Впервые оно было законодательно закреплено в Своде законов Российской империи (ст. 420, т. X, ч. 1), подписанном императором в 1832 г., затем неизменной эта формулировка перешла в переиздания Свода законов: «Право собственности есть полное, когда в пределах, законом установленных, владение, пользование и распоряжение соединяются с укреплением имущества в одном лице или в одном сословии лиц, без всякого постороннего участия». Чуть более простое, но по сути неизменившееся определение вошло в советские Гражданские кодексы 1922 и 1964 гг., Основы гражданского законодательства 1961 и 1991 гг.: «Собственнику принадлежит в пределах, установленных законом, право владения, пользования и распоряжения имуществом»; «Собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения имуществом в пределах, установленных законом» и, наконец, в современное гражданское право.
Как триада правомочий право собственности представлено и в современном ГК РФ. Статья 209, названная «Содержание права собственности», в п. 1 предусматривает, что собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом: право владения представляет собой юридически обеспеченную возможность осуществлять фактическое обладание имуществом; право пользования представляет собой юридически обеспеченную возможность извлекать из имущества его полезные естественные свойства, а также получать от него выгоды; право распоряжения представляет собой юридически обеспеченную возможность определять юридическую судьбу имущества.
Неудовлетворенность трактовкой права собственности как триады правомочий высказывали цивилисты еще в XIX в. Так, Г.Ф. Шершеневич с печалью констатировал: «Ввиду неудачности предлагаемых в науке определений, мы можем остаться при определении, которое дано в русском законодательстве. Столь же неточное, как и другие определения, оно, по крайней мере, имеет за себя авторитет законодательный. С этим определением приходится считаться на практике, потому что закон перечисляет правомочия, входящие в состав права собственности» [11, с. 166].
Увеличение числа ограничений права собственности, расщепление его на частичные права, существующие самостоятельно, а также научно-технический прогресс, новые экономические условия обнаруживают некоторую узость содержания права собственности как совокупности прав по владению, пользованию и распоряжению. Западные юристы стали критически относиться к триаде полномочий собственника. По мнению многих зарубежных ученых правомочия собственника должны быть расширены.
Это мнение отнюдь не новация. Еще в 1948 г. А.В. Венедиктов указал, что традиционное определение права собственности как права владения, пользования и распоряжения вещью не может быть принято по нескольким соображениям. Во-первых, право собственности, по его мнению, не исчерпывается тремя названными правомочиями собственника. В качестве примера он приводит судебный арест имущества, при котором собственник может быть лишен владения, пользования и распоряжения арестованным имуществом, но «… у собственника остается все же какой-то реальный “сгусток” его права собственности» [1, с. 16]. Во-вторых, по его мнению, определение права собственности должно отражать специфические классовые особенности отдельных форм собственности в каждой формации. Поскольку автор взял за основу учение К. Маркса то, как следствие, ставил во главу формационный подход к государственно-правовым феноменам.
Не абсолютизируя формационно-классовый подход, следует отметить, что приведенный автором пример показателен. Действительно, если бы правомочия собственника исчерпывались триадой, то арест, налагаемый на имущество, фактически уничтожал бы право собственности.
Кроме того, Е.А. Суханов также признал, что сама по себе триада правомочий недостаточна для характеристики содержания права собственности, более того, как отмечает автор, «… было бы ошибкой представлять ее как единственно возможный и правильный вариант описания правомочий собственника» [9, с. 20].
-
Централизованный расширенный подход
Сторонники умеренного подхода не ограничивают право собственности сочетанием двух-трех правомочий. В то же время их трактовка подразумевает ограниченное количество определенных прав собственника, например, что «… собственность – это отношение лица к принадлежащей ему вещи как к своей, которое выражается во владении, пользовании и распоряжении ею, а также в устранении вмешательства всех третьих лиц в ту сферу хозяйственного господства, на которую распространяется власть собственника» [2, с. 405].
Данное определение отражает не только традиционную гражданско-правовую трактовку, в рамках которой право собственности рассматривается как сумма юридических полномочий по владению, пользованию и распоряжению имуществом, но и дополнительный элемент – устранение от собственности третьих лиц.
В числе правомочий собственника А.В. Карасс называл владение, пользование (использование), распоряжение, управление, охрану (защиту) [6, с. 184].
В рамках умеренного подхода к праву собственности построена ст. 101.1. Гражданского кодекса Монголии. В ней указывается, что собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества действия по владению, использованию, распоряжению и охране его от посягательств, не нарушая прав, предоставленных законом и договорами другим лицам.
-
Децентрализованный подход
В наиболее широкой трактовке правом собственности называют выраженную в праве возможность собственника по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц.
Такое определение несколько расплывчато, но охватывает больший круг возможностей собственника. Однако и его нельзя с полным правом считать всеохватывающим.
Действительно, вряд ли можно исчерпывающим образом ответить на вопрос, что может сделать собственник со своим имуществом: использовать его по прямому назначению, хранить, уничтожить, продать и т.д. Таким конкретным возможностям нет числа. Законодателю трудно урегулировать каждый вариант поведения в отношении имущества в отдельности.
В законодательстве и прецедентной практике США нет формально установленного исчерпывающего перечня правомочий собственника. Данное положение, как справедливо отметила Е.Д. Тягай, связывается с тем, что термином «собственность» в доктрине США обозначаются различные конструкции вещных прав, образующие всевозможные модели права собственности, структура которых определяет полноту и содержание каждого отдельно взятого правомочия [10].
Авторитетное научное направление неоинституционалистов не ограничиваются традиционной триадой правомочий собственника (владение, пользование, распоряжение), а выводят целый ряд иных правовых требований, которые также охватываются отношениями собственности.
К триаде прав добавляются от одного (право управления) до десятка и более дополнительных элементов, в частности, право отчуждать свое имущество в собственность другим лицам; передавать им права владения, пользования и распоряжения имуществом, оставаясь его собственником; передавать имущество в доверительное управление другому лицу; отдавать его в залог и обременять его другими способами и т.п.
Право собственности, по мнению А. Оноре, может слагаться из 11 правомочий [13, p. 370-375]. Но в некоторых исследованиях, основанных на списке А. Оноре, этот ряд еще больше и достигает 12 пунктов. Он включает: 1) право владения; 2) право пользования; 3) право распоряжения; 4) право управления, т.е. право решения, кто и как будет обеспечивать использование благ; 5) право на доход, на присвоение результатов от использования благ; 6) право суверена (абсолютное право на определение судьбы блага, т.е. его отчуждение, потребление, изменение, уничтожение); 7) право на безопасность – на защиту от экспроприации, хищения благ и от вреда со стороны внешней среды; 8) право на передачу благ в наследство и на дарение; 9) право на бессрочность обладания благом; 10) запрет на использование способом, наносящим вред внешней среде; 11) право на ответственность в виде взыскания (возможность взыскания блага в уплату долга); 12) право на остаточный характер, т.е. право на существование процедур и институтов, обеспечивающих восстановление правомочий, например возврата переданных кому-то правомочий по истечении срока.
Следует отметить, что право собственности может быть сформировано из комплекса самых различных правомочий, и 12 элементов дают пространство для огромного количества комбинаций.
Однако, как справедливо полагает Л. Беккер, не все сочетания правомочий заслуживают названия права собственности [12, с. 21]. Обладателями права собственности могут считаться лишь субъекты, которым принадлежат комбинации, включающие одно или несколько основных правомочий: право владения, право пользования или личного использования вещи, право управления; право на доход и право на отчуждение, потребление, трату по своему усмотрению, изменение или уничтожение вещи. Но даже при таком условии число сочетаний, которые претендуют на звание права собственности, оказывается весьма значительным (около полутора тыс. вариантов).
С учетом этих цифр концепция триады правомочий, составляющих право собственности, выглядит гораздо более практичной.
При характеристике права собственности как совокупности (комплекса, пучка) правомочий или доли прав по использованию ресурса, необходимо учитывать тот факт, что приемлемость этого подхода во многом определяется принадлежностью конкретного государства к той или иной правовой семье.
Так, англо-саксонская традиция в этой части существенно отлична от правовых систем континентальной Европы. Размежевание между ними в трактовке понятия права собственности восходит к XIX в.
Во время буржуазных революций и сразу после них в странах континентальной Европы господствующей стала идея абсолютного права частной собственности, нашедшая классическое воплощение в Кодексе Наполеона. Право частной собственности провозглашалось священным и неприкосновенным, неограниченным и неделимым. Статья 545 Кодекса гласит: «… никто не может быть побуждаем к уступке своей собственности…»; ст. 544 объясняет, что «… собственность есть право пользоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным способом, с тем чтобы пользование не являлось таким, которое запрещено законами или регламентами». Случаи рассредоточения правомочий среди нескольких лиц воспринимались как пережитки феодализма; преобладающей была тенденция к концентрации всех прав собственности на объект в руках одного владельца. Оценивая формулировку ст. 544 Кодекса О.А. Жидков, отметил, что «… законодатель подчеркивает универсальный индивидуалистический характер права собственности. Развивая революционные представления о незыблемости и “неприкосновенности” права частной собственности, Кодекс предусматривал, что собственник “не может быть принуждаем к уступке своей собственности, если это не делается по причине общественной пользы и за справедливое и предварительное возмещение”» [4, c. 629].
В противоположность этому английская правовая система удержала многие институты феодального права. Например, она продолжала считать объектами собственности как материальные вещи, так и ценности обязательственного характера (бестелесные имущества, нематериальные вещи), допускала возможность раздробления права собственности на какой-либо объект на частичные правомочия нескольких лиц.
Для понимания англосаксонской традиции необходимо иметь в виду, что понятие «благо» многомерно, его проявления можно расставить и упорядочить по различным критериям – по времени, местоположению и форме. Из-за этого многообразия проявлений свойств объекта существенно различаются и правовые отношения, в которые вступают субъекты – каждое правоотношение завязано на определенное свойство вещи как блага. В свою очередь, в каждом правоотношении субъекты обладают своим комплексом правомочий или долей прав по использованию ресурса. Эти отношения воплощаются в форму правомочий. Таким образом, общее право исходит из концепции собственности как сложного пучка правомочий, существенно различающихся по своему характеру и последствиям.
Исследуемые правовые традиции подразумевают, что каждое правомочие закреплено за четко определенным собственником, а не за единым и абсолютным собственником всего комплекса в целом. При этом правомочия на одно и то же благо могут принадлежать разным людям, но состоять из разного комплекса правомочий. Так, Е.Д. Тягай, обозначив комплексы как сложноструктурные модели права собственности, объясняет, что в основе данных правовых моделей лежит расщепление права собственности на отдельные титулы, которыми наделяются различные лица [10]. Таким образом, возникает ситуация, когда несколько субъектов одновременно обладают в отношении недвижимого имущества разного рода вещно-правовыми титулами (present estates) и вещными правопритязаниями (future interests), реализация которых происходит в определенной последовательности. Названные категории являются ключевыми элементами состава сложноструктурных моделей права собственности в США.
Исходя из характера взаимосвязи между множественными участниками вещных правоотношений выделяются два основных типа сложноструктурных моделей права собственности – фригольдный (freehold) (простое неограниченное (абсолютное) право собственности; собственность с правом передачи прямым нисходящим наследникам и др.), и нефригольдный (non-freehold) (временная, бессрочная и возобновляющаяся нефригольдная собственность и др.).
«Таким образом, – пишет Р.И. Капелюшников, – можно выделить две противоположные правовые традиции, из которых одна представляет право собственности как некий неделимый монолит, а другая – как совокупность частичных правомочий. Из них в настоящее время побеждает вторая: она проникает постепенно в правовые системы стран континентальной Европы, именно она берется за основу при кодификации права на международном уровне. Свойственные ей гибкость и пластичность, безусловно, больше отвечают сложным экономическим, социальным и политическим реальностям высокоразвитого капиталистического общества» [5, с. 5-6].
