Введение
Позиции Конституционного Суда РФ, признающие неконституционными отдельные положения законодательства или сложившийся подход правоприменительной практики к их интерпретации, должны оперативно исполняться их адресатами (органами законодательной, исполнительной и судебной власти). Однако этого часто не происходит и жилищная сфера является ярким примером неэффективности работы государственного аппарата. В информационно-аналитическом отчете, подготовленном Секретариатом Конституционного Суда Российской Федерации «Об исполнении решений Конституционного Суда Российской Федерации, принятых в ходе осуществления конституционного судопроизводства, в 2020 году»[1] демонстрируются нередкие примеры бездействия законодательных органов власти по вопросам изменения положений жилищного законодательства, признанного неконституционным. Вместе с тем проблема не только в этом. Жилищная сфера, являясь одной из самых болезненных с точки зрения поиска баланса между рыночными отношениями и социальной защищенностью, часто порождает проблемы, на которые ни у Конституционного Суда РФ, ни у законодателя, ни у судов, непосредственно принимающих решения по конкретным делам, нет однозначного ответа. Необходимо выбрать: поставить на первое место экономический оборот и его защиту или в приоритете социальная направленность жилищно-правовых отношений. И делать этот выбор часто никто не хочет. Поэтому либо появляются позиции Конституционного Суда РФ с невнятными и пространными разъяснениями для правоприменителей, либо законодатель никак не может принять необходимый законодательный акт. Проиллюстрируем сказанное на примере ряда Постановлений Конституционного Суда РФ в жилищно-правовой сфере и дадим им оценку с позиции их влияния на защиту жилищных прав участников отношений.
Постановление Конституционного Суда РФ в связи с жалобой гражданки В.В. Чадаевой[2]
Это одно из самых известных Постановлений Конституционного Суда РФ в жилищной сфере, которое было принято после вступления в силу нового ЖК РФ в 2005 году. Как известно, с этого момента существенным образом изменился подход законодателя к содержанию прав членов семьи собственника жилого помещения: при реализации жилого помещения права проживания указанной категории граждан, по общему правилу, стали прекращаться. Абсолютно очевидно, что такое решение было принято сознательно и продуманно, и оно основывалось на необходимости создания определенности на рынке недвижимости. Существовал постоянный риск приобрести жилое помещение вместе с членами семьи прежнего собственника, что вносило колоссальную нестабильность в оборот жилых помещений и напрямую влияло на выдачу ипотечных кредитов, превращая практически каждое жилое помещение в обремененный объект права собственности. Законодатель изменил баланс сил и поставил права собственников жилья выше прав членов своей семьи. И никаких исключений в отношении несовершеннолетних детей сделано не было.
Появление практики продажи родителями жилых помещений и оставление ребенка без жилого помещения или ухудшение его жилищных условий было в этих обстоятельствах неизбежным. И Конституционному Суду РФ нужно было занять четкую позицию, чьи интересы в данном случае он считает более важными. Однако считать указанное постановление выражением такого мнения не представляется возможным. Как справедливо отмечается в юридической литературе, «несмотря на то, что КС РФ констатировал нарушение прав ребенка при продаже жилого помещения в конкретном случае, в целом КС РФ не считает норму ст. 292 ГК РФ противоречащей Конституции и могущей привести к нарушению прав несовершеннолетних» [6]. В особом мнении судьи Г.А. Гаджиева по данному делу четко озвучен тезис о том, что данное решение законодателя и поддержавшего его Конституционного Суда РФ, объективно ухудшило положение детей и нормативную регламентацию конституционной обязанности по государственной защите детей. По сути, это и есть умаление конституционного права детей, закрепленного в статье 45 Конституции Российской Федерации, что запрещено в части второй ее статьи 55.
С данным утверждением спорить сложно. Ухудшение положения членов семьи собственников (в том числе детей) – объективная данность. Другое дело, что на второй чаше весов – права тех же лиц в том случае, если они решат покупать жилое помещение и ждущих от государства, что оно создаст законодательные условия, при которых никто не будет на данное жилое помещение претендовать после его покупки.
Вместе с тем Конституционный Суд РФ в данном Постановлении лишь пространно порассуждал и не предложил никаких реальных механизмов для действий судов по конкретным делам, если они сталкиваются с ситуациями реализации жилых помещений, в которых проживают (и не имеют долю) дети в том случае, если родители оставили их без жилья. Признавать сделку по продаже жилого помещения недействительной? Сохранять за таким ребенком право проживания в спорной квартире с чужими для него людьми? Но как тогда быть с добросовестными покупателями недвижимости? Какие имел ввиду Суд «компенсаторные или правовосстановительные механизмы», которые позволили бы «понудить родителя-собственника жилого помещения к надлежащему исполнению своих обязанностей, связанных с обеспечением несовершеннолетних детей жилищем, и тем самым к восстановлению их нарушенных прав или законных интересов»?
Мы попытались проследить судьбу дела В.В. Чадаевой после того, как Конституционный Суд РФ вынес свое Постановление и понять, каким же образом права ребенка были защищены. И были ли они вообще защищены. К сожалению, ни в правовых системах, ни на сайте Котласского городского суда нет никаких данных по данному спору. Хотя на просторах интернета нами обнаружена информация о том, что адвокатом было подано исковое заявление о признании недействительной сделки купли-продажи, которое было удовлетворено Котласским городским судом, но было обжаловано добросовестными приобретателями квартиры (у которых, кстати, тоже был ребенок) и судебная коллегия по гражданским делам Архангельского областного суда вынесла кассационное определение об отмене решения суда первой инстанции о признании сделок недействительными и применении последствий недействительности ничтожных сделок[3].
Вышесказанное демонстрирует, что «попытка быть хорошими» без конкретизации того, а что же конкретно надо сделать судам, чтобы защитить права детей, в итоге ни к чему не приводит. В этих делах нельзя принимать половинчатых решений: Конституционному Суду РФ нужно было проявить смелость и четко сформулировать позицию о том, что конституционные права собственника жилого помещения в данном случае поставлены выше конституционных прав детей на проживание в жилом помещении. Либо предложить действенные правовые механизмы, которые могли бы использовать суды общей юрисдикции, когда они сталкиваются с подобными спорами. Неопределенность в этом вопросе приводит к тому, что граждане, попавшие в такие ситуации и не получившие надлежащей правовой защиты, пытаются получить от Конституционного Суда РФ разъяснения его же позиции, но получают отказ в этом по формальным критериям[4].
Представляется, что единственным положительным эффектом (с точки зрения защиты прав детей) от принятия данного Постановления является судебная практика, выработанная по вопросу продажи или дарения доли в праве собственности на жилое помещение одним из родителей постороннему лицу. Последствием такой продажи или дарения является то, что несовершеннолетний-сособственник вынужден теперь проживать с чужими для себя людьми. Со ссылкой на аргументацию, изложенную в Постановлении КС РФ от 8 июня 2010 г. № 13-П, суды общей юрисдикции в настоящее время признают такие сделки недействительными и возвращают долю в праве собственности на жилое помещение родителю, указывая, например: «Ответчик, заключив договор о передаче в собственность недвижимого имущества с посторонним для семьи человеком, ухудшил жилищные условия и ущемил права своей несовершеннолетней дочери, ограничив ее право пользования всей квартирой. Ответчиком не бралось во внимание то обстоятельство, что собственником доли квартиры будет посторонний мужчина, что негативно скажется на условиях проживания другого собственника доли квартиры – несовершеннолетней»[5].
Подобный подход, мягко говоря, мало согласуется с положениями гражданского законодательства по вопросу общей долевой собственности и принципом свободы договора, но вполне допустим, если учитывать специфику жилищных, а также семейных отношений. В юридической литературе также можно встретить одобрение практики признания недействительными таких сделок как сделок, совершенных с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности [3].
Постановления Конституционного Суда РФ об имущественном иммунитете в отношении жилого помещения[6]
Ситуация, сложившаяся в этой области, является один из самых обсуждаемых примеров столь долгого игнорирования законодателем позиции Конституционного Суда РФ. Описывать различные этапы поручений, даваемых Правительством Минюсту о подготовке соответствующих законопроектов, их разработке, а потом отклонении с учетом замечаний различных инстанций – дело неблагодарное. Это сделано многими учеными в научных статьях, посвященных данной проблематике [1, 2]. Резюмируем, что в настоящий момент сложилась следующая правовая ситуация:
— Постановление Конституционного Суда от 14 мая 2012 года № 11-П содержит общий вывод о конституционности положений процессуального законодательства в части недопустимости обращения взыскания на единственное жилое помещение, но обосновывает необходимость законодательного установления критериев, превышение которых снимает данный иммунитет;
— на протяжении девяти лет никаких законодательных критериев «роскошного» жилья так и не было установлено, границы имущественного иммунитета определены не были;
— как указал сам Конституционный Суд РФ, «ввиду многолетнего недопустимого законодательного бездействия в Постановлении от 26 апреля 2021 года № 15-П он был вынужден вновь обратиться к проверке конституционности абзаца второго части первой статьи 446 ГПК Российской Федерации – на этот раз в его системной взаимосвязи с пунктом 3 статьи 213.25 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», поскольку в этой сфере нарушение баланса прав должника и кредитора в пользу первого при применении исполнительского иммунитета вопреки правовым позициям, выраженным в Постановлении Конституционного Суда от 14 мая 2012 года № 11-П, может проявляться особенно явно[7].
В результате, Конституционный Суд РФ применительно к частному вопросу, связанному с банкротством, закрепил несколько исходных идей, которые могут в дальнейшем быть использованы законодателем для разработки границ имущественного иммунитета:
— после обращения взыскания на единственное жилое помещение у должника и членов его семьи в любом случае должно остаться жилье «площадью по крайней мере не меньшей, чем по нормам предоставления жилья на условиях социального найма, и в пределах того же поселения, где эти лица проживают»;
— должно быть учтено при необходимости соотношение рыночной стоимости жилого помещения с величиной долга, погашение которого в существенной части могло бы обеспечить обращение взыскания на жилое помещение;
— ухудшение жилищных условий вследствие отказа гражданину-должнику в применении исполнительского иммунитета не может вынуждать его к изменению места жительства (поселения).
Ученые и практики в целом положительно оценивают данное Постановление, считая даже, что изложенный в нем подход «осталось лишь оформить в виде законодательного решения» [4]. Вместе с тем следует отметить, что у Конституционного Суда РФ, как и в 2012 году, не хватило смелости снять имущественный иммунитет на жилое помещение, опять переложив установление критериев на плечи законодателя. Вопрос, который задал судья Н.С. Бондарь в своем «Особом мнении», как представляется, до сих пор остается актуальным: «Но если действующее правовое регулирование имеет столь существенные дефекты, «что может приводить к несоразмерному и не подкрепленному никакой конституционно значимой целью ограничению прав кредиторов в их имущественных отношениях с гражданами-должниками» (абзац третий пункта 4 мотивировочной части), то представляется вполне правомерным вопрос: можно ли считать оспариваемое законоположение соответствующим Конституции Российской Федерации?».
Указанные метания различных ветвей власти в этом вопросе вновь демонстрируют, что происходит непростой выбор между экономическими интересами (правами кредиторов) и социальными гарантиями, связанными с защитой жилищных прав граждан. Никто не хочет взять на себя ответственности и стать причиной кардинальной смены судебной практики в ту или иную сторону. Недаром ученые опасаются, что «маятник правосудия качнется в другую сторону и мы перейдем из одной крайности в другую, начав лишать единственного жилья едва ли не каждого должника» [4]. Ближайшее время, вероятно, покажет, насколько эти опасения были обоснованными.
Определение Конституционного суда РФ по вопросу о конституционности положения статьи 190.1 Жилищного кодекса Российской Федерации[8]
Данное Определение, в отличие от проанализированных выше актов, является примером четкой позиции Конституционного Суда РФ, который, выбирая между экономическими интересами государства и жилищными правами граждан, однозначно и конкретно обосновал позицию в пользу одной стороны. Речь идет об оспаривании конституционности положения ЖК РФ, в соответствии с которым государство приняло на себя обязанность по проведению капитального ремонта многоквартирных домов в том случае, если на дату приватизации первого жилого помещения в таком доме он подлежал капитальному ремонту и был включен в соответствующую программу. Другими словами, государство, долгое время собирая с граждан деньги на ремонт их домов, так и не выполнило обязательство по проведению ремонта, но оно прекратилось с юридической точки зрения в тот момент, когда граждане стали собственниками своих жилых помещений. Понимая несправедливость такого подхода, в 2017 году в ЖК РФ была введена ст. 190.1, в соответствии с которой государство добровольно приняло на себя обязанность провести капитальный ремонт таких домов за свой счет. В анализируемом Определении группа депутатов оспаривала конституционность данной нормы в следующей части: «условие о проведении бывшим наймодателем капитального ремонта в многоквартирном доме, в котором требовалось проведение такого ремонта лишь на дату приватизации первого жилого помещения, исключает обязанность государства проводить капитальный ремонт, если он потребовался на момент приватизации второго и последующих жилых помещений, что не только приводит к уменьшению объема публично-правовых обязательств, …, но и порождает неравенство между гражданами-собственниками, приватизировавшими жилые помещения в домах, включенных в перспективные и (или) годовые планы капитального ремонта жилищного фонда до даты приватизации первого жилого помещения в многоквартирном доме, и гражданами-собственниками, приватизировавшими жилые помещения в домах, включенных в перспективные и (или) годовые планы капитального ремонта жилищного фонда после даты приватизации первого жилого помещения в таком доме».
Стремление депутатов расширить объем обязанностей государства по ремонту многоквартирных домов не нашло поддержку у Конституционного Суда РФ, который, по сути, констатировал, что финансовые возможности бюджета ограничены, а потому необходимо было установить четкий временной промежуток, истечение которого уже не накладывает на государство обязанности по проведению капитального ремонта.
Можно по-разному оценивать политико-правовые и юридические доводы за или против такого решения, но оно безупречно с точки зрения четкости и однозначности выбора в поддержку двух конкурирующих интересов.
Выводы
В общем объеме обращений в Конституционный Суд РФ вопросы, связанные с жилищными правами, составляют порядка 15% [5]. Данная сфера, с одной стороны, является примером самых болезненных областей с точки зрения рисков возможной социальной напряженности, а с другой стороны, может оказывать существенное влияние на экономический оборот в государстве. Именно поэтому на проблемы, связанные с жилищными правами граждан, можно смотреть не только с позиции оценки жилья как имущественного блага, но и как особого объекта, вокруг которого аккумулируются иные конституционные права граждан. Как справедливо указал Конституционный Суд РФ, «….право собственности на жилое помещение, … не может рассматриваться как исключительно экономическое право, поскольку выполняет социально значимую функцию и обеспечивает гражданину реализацию ряда основных прав и свобод, гарантированных Конституцией Российской Федерации»[9]. В этой связи позиции Конституционного Суда РФ, в которых он пытается балансировать между двумя этими значениями жилого помещения, как правило, не приводят к эффективной защите ни тех, ни других прав: в итоге эффективность реализации соответствующих актов существенным образом снижается, а значимость позиций Конституционного Суда РФ по многом нивелируется.
