Согласно официальным статистическим данным, в Российской Федерации в январе – июле 2021 года зарегистрировано 315,7 тыс. преступлений, совершенных с использованием информационно-телекоммуникационных технологий или в сфере компьютерной информации, что на 15,7% больше, чем за аналогичный период прошлого года. В общем числе зарегистрированных преступлений их удельный вес вырос с 22,9% в январе – июле 2020 года до 26,6% в 2021 г.[1]
Больше половины таких преступлений (56,8%) относится к категориям тяжких и особо тяжких: 179,5 тыс. (+29,2%); две трети (67,4%) совершается с использованием сети «Интернет»: 212,8 тыс. (+36,6%), более трети (40,1%) – с использованием средств мобильной связи: 126,7 тыс. (+9,2%).
По итогам 2020 г. увеличилось количество таких преступлений, совершенных организованными группами и преступными сообществами (преступными организациями), связанных с незаконным оборотом оружия (+59,1%), вымогательствами (+39,1%), преступлениями в сфере компьютерной информации (+26,3%), кражами (+16,0%), преступлениями экономической направленности (+13,5%), преступлениями в сфере незаконного оборота наркотиков (+12, 1%) [1, с. 333–334].
Организованная преступность постепенно приспосабливается к формирующимся экономическим реалиям и мимикрирует, а легализация преступных доходов становится стабильной её составляющей.
Тенденции коммерциализации и информатизации транснациональной организованной преступности предопределяют постоянное совершенствование форм и усложнение способов подготовки, совершения и сокрытия преступлений. Стремительно развивающиеся современные информационные и коммуникационные технологии способствуют появлению новых форм легализации денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, широко используемых организованными группами и сообществами.
Криптовалюта, выступая новой финансовой экосистемой, становится потенциальным инструментом легализации преступных доходов в финансовых преступлениях, хотя, по мнению представителей криптовалютной индустрии, «в 2020 году доля незаконных операций с криптовалютой упала до 0,34%» (об этом во втором ежегодном отчете о преступлениях в сфере криптовалют сообщает «Chainalysis» – одна из ведущих компаний в области блокчейн-анализа).[2] Paul Marrinan в своем исследовании криптопреступлений также оценил этот показатель как «менее 0,5%» [2].
Сопоставление показателей современной преступности в России свидетельствует об использовании криптовалюты в первую очередь как средства легализации преступных доходов. При этом в официальных отчетах не приводятся данные о преступлениях, связанных с криптовалютой.
Имеющиеся мировые исследования выступают попыткой количественной оценки криптопреступлений.
Так, согласно докладу крипторазведывательной компании CipherTrace за 2020 г. убытки от кражи криптовалюты, взломов и мошенничества упали по сравнению с предыдущим годом на 57% (до 1,9 млрд долларов), поскольку участники рынка усилили системы безопасности. Тем не менее преступность в пространстве «децентрализованных финансов» продолжала расти [3].
Отметим, что бесконечно малый размер незаконной деятельности, которую можно надежно идентифицировать в этих отчетах, является просто показателем анализа, основанного на неслучайных событиях. Разумно предположить, что эти сообщения не учитывают значительную теневую сферу таких преступлений, которая либо не раскрыта, либо информация о них до сих пор не сообщается [4].
По данным президента Российской ассоциации
криптоэкономики, искусственного интеллекта и блокчейна Ю. Припачкина, Российская Федерация входит в тройку государств-лидеров по использованию цифровых валют, а количество криптокошельков граждан России превышает 8 млн. [5].
Как отмечают специалисты, Федеральный закон от 31 июля 2020 г. №259 «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»[3], вступивший в силу с января 2021 г., «хотя и содержит в своем названии оба этих понятия, и дает их определения, не сильно помог криптосообществу с точки зрения понимания сущности и условий использования криптовалют в нашей стране» [Там же].
По мнению председателя Комитета Госдумы по финансовому рынку А.Г. Аксакова, регулирование, предложенное указанным законом для цифровой валюты, фактически имеет отношение именно к криптовалюте.
Существующие в международной практике позиции строятся на четырех основных подходах к понятию криптовалюты: как к денежному средству; средству платежа или обмена; товару (имуществу); денежному суррогату [6, с. 282–288].
Согласно Закону № 259-ФЗ цифровой валютой (криптовалютой) признается совокупность электронных данных (цифрового кода или обозначения), содержащихся в информационной системе, которые предлагаются и (или) могут быть приняты в качестве средства платежа, не являющегося денежной единицей Российской Федерации, денежной единицей иностранного государства и (или) международной денежной или расчетной единицей, и (или) в качестве инвестиций и в отношении которых отсутствует лицо, обязанное перед каждым обладателем таких электронных данных, за исключением определенных в названном Федеральном законе случаев.
В России, с учетом положений ст. 128 Гражданского кодекса Российской Федерации,[4] криптовалюту возможно считать имуществом.
В соответствии с Законом № 259-ФЗ использование криптовалюты на территории РФ ограничено – запрещено ее использование как средства платежа за товары, работы и услуги.
Независимо от существующего в РФ запрета на использование криптовалюты как средства платежа, современная преступность, особенно в сфере незаконного оборота наркотиков и дальнейшей легализации полученных от такой деятельности денежных средств, активно использует цифровую валюту.
Так, например, Г.Д.О. осужден по ч. 2 ст. 174 Уголовного кодекса Российской Федерации[5], ч. 1 ст. 228.1 УК РФ, ч. 3 ст. 30, п. «а» ч. 4 ст. 228.1 УК РФ, ч. 3 ст. 30, п.п. «а», «г» ч. 4 ст. 228.1 УК РФ, п. «а» ч. 4 ст. 174.1 УК РФ за незаконный оборот наркотиков, а также за то, что через интернет-магазин, выступая анонимно, совершал финансовые операции, связанные с криптовалютой и направленные на легализацию денежных средств, полученных от незаконного оборота наркотиков.[6] Приговором Рудничного районного суда г. Кемерово по ч. 5 ст. 228.1 УК РФ и ст. 174 УК РФ осуждены местные жители в возрасте 25, 28 и 32 лет, торговавшие синтетическими наркотиками за криптовалюту.[7] Дзержинский районный суд Волгограда вынес приговор бывшему оперативнику службы по контролю за оборотом наркотиков А.С., обвиняемому в незаконном сбыте наркотиков, совершенном группой лиц, покушении на сбыт наркотиков в крупном и особо крупном размерах, а также в легализации доходов, полученных преступным путем.[8]
Очевидно, что с точки зрения гражданского права в ситуации незаконного оборота наркотиков с использованием криптовалюты нельзя говорить о платеже за товар, поскольку, согласно ст. 129 ГК РФ, наркотики не выступают объектом гражданских прав, что означает отсутствие гражданско-правового регулирования в таком случае. Однако при этом закономерен вопрос об отсутствии уголовно-правовой ответственности за использование цифровой валюты как средства совершения преступления.
Вопрос актуален давно, особенно в свете того, что абзацем, введенным постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 26 февраля 2019 г. №1[9] в постановление Пленума Верховного Суда РФ от 7 июля 2015 г. № 32 «О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем»[10] установлено, что с учетом положений статьи 1 Конвенции Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности и о финансировании терроризма от 16 мая 2005 года и с учетом Рекомендации 15 Группы разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег (ФАТФ, The Financial Action Task Force, FATF) предметом преступлений, предусмотренных статьями 174 и 174.1 УК РФ, могут выступать в том числе и денежные средства, преобразованные из виртуальных активов (криптовалюты), приобретенных в результате совершения преступления.
Обосновано обращено внимание законодателя на уголовно-правовое регулирование криптовалюты, которая выступает не только предметом преступного посягательства, но и средством его совершения. Согласимся, что «применительно к уголовно-правовым критериям оценки криптовалюты как предмета, объекта или средства преступления достаточно лишь законодательного закрепления криптовалюты как иного имущества» [7, с. 50–51]. При этом совершенно справедливо утверждение специалистов о том, что криптовалюта еще раз подтверждает сложность восприятия технологии в качестве объекта и предмета преступления [8, с. 126]. Последнее особенно актуально для ряда преступлений в сфере экономической деятельности.
Так, в 2017 году сотрудники правоохранительных органов и спецслужб задержали трёх человек, организовавших площадку для обмена криптовалюты. Молодые люди действовали по следующей схеме: оформили около 300 карт-счетов и сим-карт на знакомых лиц и осуществляли переводы и обмен криптовалюты, а за обналичивание средств удерживали от 0.5%. В общей сложности с 2015 по 2017 г. компании удалось обналичить 530.000.000 руб. и заработать 2.500.000 руб. Изначально действия этих лиц были квалифицированы как незаконная банковская деятельность. Суд же вынес обвинительный приговор всем троим соучастникам по ст. 171 УК РФ «Незаконное предпринимательство».[11]
Полагаем, что основанием переквалификации могло выступить то, что обязательным признаком состава преступления по ст. 172 УК РФ «Незаконная банковская деятельность» должно быть действие по совершению незаконных банковских операций, содержание которых раскрывается в ст. 5 Федерального закона от 2 декабря 1990 г. № 395-1 «О банках и банковской деятельности».[12] Однако в указанной статье ничего не говорится об операциях с криптовалютой.
Заметим, что Народный банк Китая 24 сентября 2021 г. заявил, что услуги по торговле, сопоставлению заказов (сопоставление заявок на покупку и продажу ценных бумаг на фондовом рынке), выпуску токенов и деривативов (договоров о будущей цене) для криптовалют строго запрещены. Таким образом, оборот криптовалюты в Китае запрещен и как следствие, все операции с криптовалютой будут считаться «незаконной финансовой деятельностью» и лицам, участвующим в подобных сделках будет грозить уголовное преследование.[13]
В контексте рассматриваемой проблематики укажем на наличие законопроекта № 1065710-7 «О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации (в части налогообложения цифровой валюты)»[14], рассмотренного в октябре 2021 г. в Государственной Думе РФ во втором чтении. Законопроект предусматривает установление налоговой ответственности за неправомерное непредставление (несвоевременное представление) или представление отчета об операциях (гражданско-правовых сделках) с цифровой валютой и об остатках указанной цифровой валюты, содержащей недостоверные сведения. Предлагается введение ответственности за неуплату налога на основании положений ст. 122 Налогового кодекса Российской Федерации.[15] В таком случае закономерен вопрос о внесении изменений и дополнений в части уголовно-правовой ответственности по статьям УК РФ, предусматривающим наказание за уклонение от уплаты налогов.
Говоря о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, необходимо отметить, что использование для этого цифровой валюты не является видимым препятствием для установления признаков составов преступлений, предусмотренных ст. 174 и 174.1 УК РФ, поскольку их объективная сторона включает такие действия, как совершение финансовых операций или других сделок с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными преступным путем.
Поскольку цифровые права, согласно буквальному толкованию положений нормы ст. 128 ГК РФ, выступают иным имуществом, то и все сделки с ними в контексте отмывания преступных доходов являются противоправными. Блокчейн позволяет отследить транзакции по преступной легализации.
Однако ситуация намного сложнее, если легализация преступных доходов осуществляется лицом, которое совершает финансовые операции и другие сделки с денежными средствами или иным имуществом, заведомо приобретенными другими лицами преступным путем, в целях придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению указанными денежными средствами или иным имуществом. В этом случае, в связи с переходом из физического в виртуальный мир, биткоин потенциально способен разрушить все связи между незаконными доходами и предполагаемым преступлением. Этот переход непоправимо разрывает все связи между замещаемым имуществом и предикатным преступлением, представляя собой пример фактического сокрытия физического объекта преступления [9].
Кроме того, практически невозможно отследить факт легализации, если лицо, которое покупает определенное количество биткойнов, используя наличные деньги, полученные в результате преступления, совершает транзакцию, работая с частным лицом, не прибегая к официальной валюте. Так, продать криптовалюту можно в «обменнике» или на p2p-площадке, когда сложно или практически невозможно идентифицировать другую сторону сделки.
Реакцией на такие криптовалютные обменники стало принятие Банком России методических рекомендаций от 6 сентября 2021 г. № 16-МР «О повышении внимания кредитных организаций к отдельным операциям клиентов – физических лиц».[16] Тем не менее, остается открытым вопрос о правовом регулировании таких операций и выработке специально-правовых, в частности, уголовно-правовых средств противодействия фактам преступной легализации с использованием цифровой валюты.
Актуальным вопросом для уголовно-правовой политики является предмет преступного посягательства, если таковым выступает цифровая валюта.
Еще в 2020 г. возник вопрос о целесообразности введения уголовной ответственности за незаконный оборот финансовых активов и валют[17]. В свете законодательных новелл о цифровых финансовых активах и цифровой валюте также претерпевает закономерное развитие и выходит за рамки обязательного овеществления в физической форме предмет посягательств против собственности. К отдельно выделяемым ранее праву на имущество, безналичным денежным средствам добавляются такие объекты, как цифровые права.
Предмет преступлений против собственности и, в частности, само имущество, это – широкие понятия, которые включают не только материальные овеществленные предметы, но и иные объекты гражданских прав в рамках имущества в той части, в которой они составляют экономическую ценность, имеют стоимостное выражение и подлежат денежной оценке.
Введение в круг имущества цифровых прав – это адекватная реакция законодателя на современную действительность. Причем, не только сфера гражданского права давно испытывала необходимость в правовом регулировании таких прав. Уголовное законодательство – особенно в вопросах определения предмета корыстных посягательств – характеризовалось радикальным отставанием уголовно-правовой догматики от жизни. Это как раз и связано с корыстными посягательствами на вошедшие в фактический оборот объекты, которые были вне правового регулирования. Безусловно, такое положение дел влияло и на правоприменение, когда хищение фактически есть, но нет предмета посягательства с правовой точки зрения.[18]
Вследствие законодательных нововведений о криптовалюте сегодня вполне возможно, например, привлечение к уголовной ответственности в ситуации, когда лицо проникает в жилище потерпевшего и требует ввести закрытый ключ для проведения транзакции на его криптокошелек, применяя при этом насилие (как опасное, так и не опасное для жизни или здоровья).
Вопрос о признании криптовалюты предметом преступлений против собственности вызывает множество споров. Сложность заключается в том, что криптовалюта обладает лишь двумя признаками из трех: экономическим и юридическим, а основной признак – материальность – отсутствует. Но в условиях современного информационного общества и положений ГК РФ предмет хищения необязательно должен иметь материальную природу. Достаточно установить эквивалент его стоимости в существующем гражданском обороте.
Уже имеется судебная практика, где криптовалюта является предметом преступления против собственности. Так, в 2019 году Октябрьский районный суд г. Тамбова признал гражданина виновным по ч. 2 ст. 159 за мошенничество с причинением значительного ущерба гражданину. Преступник ввел в заблуждение потерпевшего в ходе переписки, в результате чего, не догадываясь о преступных намерениях, потерпевший перевел криптовалюту в сумме 0.03875392 ВТС.[19]
Согласно ст. 141.1 ГК РФ, цифровыми правами признаются названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам. Осуществление, распоряжение, в том числе передача, залог, обременение цифрового права другими способами или ограничение распоряжения цифровым правом, возможны только в информационной системе без обращения к третьему лицу.
Эта формулировка определяет необходимость нового подхода к пониманию объекта преступлений против собственности, который включает не только отношения собственности, но и имущественные отношения, обеспеченные обязательственным правом. Такое понимание актуально прежде всего для составов хищений, поскольку для иных преступлений против собственности, в частности, вымогательства, обязательственные отношения включались в непосредственный объект и ранее, исходя из законодательно определенного круга предметов преступного посягательства.
В п. 2 ст. 141.1 ГК РФ определен и обладатель цифрового права, которым признается лицо, имеющее, в соответствии с правилами информационной системы, возможность распоряжаться этим правом. Следует заметить, что у одного адреса/кошелька может быть несколько владельцев одновременно, что обеспечивает мультиподпись. Транзакции с мультиподписью также называются M-of-N («с несколькими подписями»). Соответственно, юридическое лицо может имеет криптокошелек только в таком формате. С точки зрения уголовного права, при установлении фактов преступного использования криптовалюты и криптокошелька с мультиподписью возникает вопрос о квалификации содеянного с учетом положений института соучастия, поскольку подпись является, как правило, валидной, при условии, что транзакцию подписывает превалирующее большинство из определенной возможности подписей.
В современном мире ряд юридических лиц ведет криптовалютные проекты, привлекая как внутренних, так и внешних инвесторов. Российская саморегулируемая Ассоциация криптовалют и блокчейна (РАКИБ) составила список надежных компаний, работающих в направлении выпуска криптовалют, майнинга, организации ICO, юриспруденции и инвестиций в криптовалютную отрасль.[20]
Дополним, что токены-акции во многих случаях являются долями в децентрализованных автономных организациях. Как правило, эмиссия токенов-акций проводится в ходе ICO и вырученные от этого средства используются для финансирования разработок и построения сети. Держатели токенов-акций в обмен на инвестиции получают дивиденды и участвуют в принятии решений компании, например, путем голосования по инвестиционным предложениям компаний.
Предметом хищения могут выступать и IP-адреса с четырьмя полями, которые на вторичном рынке сегодня могут стоить от 20 до 25 долларов. Так, к примеру, по подозрению на наличие признаков хищения в поле зрения правоохранительных органов оказалась сделка по передаче Российским научно-исследовательским институтом развития общественных сетей пула почти полумиллиона дефицитных Ipv4-адресов чешской компании Reliable Communications s.r.o.[21]
Следует отметить, что постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 29 июня 2021 г. №22 «О внесении изменений в отдельные постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам»[22] включены важные дополнения, касающиеся квалификации хищения электронных денежных средств. Однако без должного внимания по-прежнему остаются вопросы квалификации преступных посягательств на чужое имущество, которым выступают цифровые права и цифровая валюта, в частности.
Доклад крипторазведывательной компании CipherTrace показал, что мошенничество было основным преступлением в сфере криптовалют в 2020 году, за ним последовали кража и программы-вымогатели.[23]
Количество инцидентов, связанных с программами-вымогателями, увеличилось на 311% в годовом исчислении [10]. С начала пандемии количество атак программ-вымогателей увеличилось почти на 500 процентов. Средняя сумма выкупа также продолжала расти, увеличившись на 43% по сравнению с последним кварталом 2020 года и в среднем превысив 200 000 долларов США [4]. Говоря о программах-вымогателях криптовалюты, отметим, что в действиях лиц, использующих DDoS-атаки для такого вымогательства, содержатся все признаки состава преступления, предусмотренного ст. 273 УК РФ.
Что же касается требования передачи чужого имущества под угрозой уничтожения компьютерных систем, то возникает вопрос о возможности квалификации этих действий по ст. 163 УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за вымогательство. Обязательным признаком этого состава преступления является его способ, который законодательно определен как угроза применения насилия, уничтожения или повреждения чужого имущества, а также шантаж.
Относительно угрозы уничтожения компьютерной информации укажем, что эта угроза не является способом вымогательства. Из имеющихся составов преступлений против собственности только за мошенничество в сфере компьютерной информации предусмотрена уголовная ответственность по ст. 159.6 УК РФ.
В судебной практике есть решения по таким ситуациям. Например, в 2014 году в Москве К.А.В. был осужден по ст. 163 и 273 УК РФ за то, что используя вредоносную компьютерную программу типа «распределенный отказ в обслуживании» для атак на компьютерную информацию, содержащуюся на информационных ресурсах и сайтах, осуществил ряд DDoS-атак на компьютерную информацию, содержащуюся на информационных ресурсах сайта одного из банков, в отношении конкретных клиентов этого банка, что привело к несанкционированному блокированию информации. Далее виновный с созданного им аккаунта пользователя в сети «Twitter» потребовал от клиентов банка денежные средства в сумме 1000 долларов США за прекращение DDoS-атаки.[24]
Обращение к составам преступлений, предусмотренных главой 28 «Преступления в сфере компьютерной информации», показывает, что предметом этой группы преступлений выступает компьютерная информация.
Полемика о соотношении понятий «компьютерная информация», «компьютерные преступления» и «цифровая информация» постоянно ведется среди специалистов [11]. Так, И. Р. Бегишев под цифровой информацией понимает «совокупность сведений, обращающихся в информационно-телекоммуникационных устройствах, их системах и сетях» [12, с. 54].
Некоторые специалисты приводят следующий вариант вмешательства в цифровую информацию, неравнозначную компьютерной: злоумышленники перехватывают незащищенный трафик, проходящий через точки доступа в публичный wi-fi, и вставляют в него криптоджекинг-скрипты, позволяющие осуществлять скрытый майнинг криптовалюты при помощи подключившихся к общественной сети устройств [13].
В такой ситуации возникает вопрос о возможности квалификации по ст. 272 УК РФ в части установления предмета преступления. При скрытом майнинге уничтожение, блокирование или модификация либо копирование информации может и не происходить. Ярким примером верной квалификации противоправных действий по скрытому майнингу стало дело в отношении сотрудника Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (РФЯЦ-ВНИИЭФ), которого осудили по ч. 1 ст. 274 УК РФ (нарушение правил эксплуатации средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации и информационно-телекоммуникационных сетей) и ч. 3 ст. 272 (неправомерный доступ к компьютерной информации).[25]
В целом же остается открытым вопрос о совершенствовании уголовного законодательства в части понимания предмета преступлений, предусмотренных главой 28 УК РФ. Не менее актуальны и вопросы совершенствования правоприменительной практики в части квалификации преступлений коррупционной направленности, совершаемых как с криптовалютой, так и путем майнинга.
Сообщения в СМИ о задержании лиц, получавших взятки в криптовалюте, появляются все чаще. Так, 17 апреля 2019 г. были задержаны два сотрудника ФСБ, которые обвинялись в вымогательстве взятки, которая должна была передаваться в биткоинах [14, с. 380].
Второй западный окружной военный суд приговорил соучастников по ч. 6 ст. 290 УК РФ к 12 и 9 годам колонии строгого режима, признав их виновными в вымогательстве биткойнов на один млн долларов у экс-главы ФГУП «Издательство «Известия»».[26] Как говорится в тексте приговора, осужденные получили 4,8 биткойна[27] .
Кроме этого, способом совершения преступлений становится сам процесс получения цифровой валюты – майнинг, не имеющий в настоящее время адекватного правового регулирования. Так, интересно сообщение в средствах массовой информации о том, что в Саратове полицейский в период с декабря 2020 г. по июль 2021 г. обустроил в помещении МВД майнинг криптовалюты, чем нанес ущерб в виде переплаты за электроэнергию на 231 000 рублей. В отношении сотрудника полиции возбуждено уголовное дело по статье 286 УК РФ «Превышение должностных полномочий».[28]
Еще одним вопросом уголовно-правового регулирования преступлений, связанных с криптовалютой, является вопрос об уголовной ответственности за криптовалютные финансовые пирамиды. Как отмечалось ранее, в России запрещено использование криптовалюты как средства платежа за товары, работы и услуги, однако нет запрета на совершение сделок и финансовых операций. Криптовалюта активно используется организаторами финансовых пирамид, число которых в России растет: по данным Центробанка с января текущего года было обнаружено более 80 организаций, которые работают по схеме «МММ», используя тему криптовалют для привлечения клиентов.[29] В январе-июне 2021 г. Банк России выявил 146 финансовых пирамид, что в полтора раза больше, чем за аналогичный период прошлого года.[30]
Например, OneCoin считается одной из крупнейших криптовалютных пирамид, которая функционировала с 2014 по 2017 год, обманывая около трех миллионов человек, а также обманывая инвесторов на общую сумму около 5 миллиардов долларов. Пирамида работала по классической схеме Понци, в которой участники получали вознаграждение за каждого нового приглашенного человека. Выявлена и крупная криптопирамида BitConnect, работавшая с 2016 по 2018 год. Около четырех миллионов человек стали участниками ponzi-схемы PlusToken. Мошенники якобы пропагандировали финансовую грамотность и обучали людей использованию криптовалют, но, в конечном итоге, стремились конвертировать их в токены Plus [15].
По экспертной оценке, крупнейшей финансовой пирамидой, использовавшей криптовалюты, в 2019 году в России стал проект AirBitClub. В пирамиду удалось вовлечь порядка 60 тыс. человек, а сумма их вложений превысила 500 млн рублей.[31]
Для привлечения к уголовной ответственности за такого рода преступные деяния в УК РФ Федеральным законом от 30 марта 2016 г. № 78-ФЗ[32] введена статья 172.2. «Организация деятельности по привлечению денежных средств и (или) иного имущества». Однако на практике эта уголовно-правовая норма фактически не работает. Содеянное, как правило, квалифицируется как мошенничество[33], независимо от того, что в п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 марта 2017 г. №48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» имеются разъяснения относительно правильной квалификации этого деяния.[34] Такая ситуация требует пристального внимания со стороны высшего органа судебной власти РФ в части принятия соответствующих разъяснений.
Таким образом, правовое регулирование вопросов уголовной ответственности за преступления, связанные с криптовалютой, требуют дальнейшего развития и совершенствования. Прежде всего такое положение обусловлено тем, что Закон № 259-ФЗ охватывает далеко не все сферы обращения криптовалют. Предполагается, что отдельные нормативно-правовые акты будут регулировать майнинг, организацию выпуска и обращения цифровой валюты, а также налогообложение этих операций, что, несомненно, окажет влияние и на уголовно-правовую сферу. При этом необходимо учитывать опыт других стран, который может быть успешно применен на территории Российской Федерации.
В заключение отметим, что современное уголовное законодательство, несомненно, обладает потенциалом в сфере борьбы с преступлениями, связанными с криптовалютой, но нуждается в отдельных законодательных новеллах, а в большей степени – в обобщении правоприменительной практики и разъяснениях высших судебных инстанций.
