В современных условиях широкомасштабных экономических западных санкций и растущим на их фоне объеме «параллельного импорта», сложившиеся меры правовой защиты прав российских потребителей неизбежно требуют адаптации под новые вызовы мировой торговой политики. К числу юридических вопросов, требующих анализа, в этой связи также относится вопрос защиты российских потребителей импортных товаров, поступающих на российский рынок «в обход» западных санкций. В данной статье проводится анализ института деликтной ответственности за вред, причиненный недостатками импортных товаров, работ и услуг.
В соответствии со статьей 1095 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее ГК РФ), вред, причиненный жизни, здоровью или имуществу гражданина либо имуществу юридического лица вследствие конструктивных, рецептурных или иных недостатков товара, работы или услуги, а также вследствие недостоверной или недостаточной информации о товаре (работе, услуге), подлежит возмещению продавцом или изготовителем товара, лицом, выполнившим работу или оказавшим услугу (исполнителем), независимо от их вины и от того, состоял потерпевший с ними в договорных отношениях или нет.
Таким образом, потребление как форма удовлетворения жизненных потребностей физического лица-потребителя обязывает предпринимателей независимо от вида юридической связи с потребителем компенсировать причиненный ему вред. Данный подход является общепринятым в мировой практике. Он получил свое закрепление в правовых системах стран как континентальной, так и англо-саксонской системы [15, с. 62; 17; 19, с. 792]. Следует также особо подчеркнуть, что на уровне унификации европейского частного права подход в оценке оснований и субъектов ответственности за рассматриваемый деликт не претерпел изменений.
Впервые о необходимости разработки механизма массовой правовой защиты потребителей еще в 1961 году заявил американский президент Джон Кеннеди в послании депутатам Конгресса, где он озвучил позицию о необходимости защиты интересов потребителей, как одном из основных направлений государственной политики США по обеспечению права на безопасность. С этого момента в праве США начинается компания по разработке базовых принципов оценки наличия или отсутствия права у потребителя на предъявление исковых требований к компании о возмещении вреда. Безусловно, как отмечают некоторые эксперты, тенденциозность в разработке законодательства в указанной сфере была обусловлена началом формирования «общества потребления» [8, с. 54; 12, с. 12]. Рост промышленного производства в США в середине ХХ века послужил началом для новой глобальной вехи в истории потребительского права США, которая неминуемо заставила обратить на себя внимание стран Европейского континента.
Так, 25 июля 1985 г. в раках Европейского Союза была принята Директива № 85/374/ЕЭС «Относительно сближения законодательств государств-членов, касающихся ответственности за выпуск неисправной продукции»[1]. В 1986 году Европарламентом был принят Единый европейский акт (Single European Act),[2] в рамках которого все инициативы в области защиты прав потребителей стали рассматриваться в качестве элементов европейской стратегии по созданию единого внутреннего рынка.
Принимая во внимание вышеизложенное, представляется, что «параллельный импорт» как форма внешнеэкономической активности в условиях односторонних ограничений для российской экономики является понятием новым. Оно было знакомо экономике постсоветского периода на фоне отсутствия культуры рыночных отношений и опыта работы с представителями западных компаний. Глобальное эмбарго как таковое заставляет российский рынок использовать рудиментарные механизмы в определенном объеме для удовлетворения потребностей национальной экономики, в связи с чем возникает интерес к изучению правовых последствий их применения.
На первый взгляд, вопросы деликтной ответственности за причиненный вред потребителю не имеют прямой причинно-следственной связи с основанием поступления товара на российский рынок. Однако это не так. По крайней мере, есть почва для научного анализа оснований наступления рассматриваемого деликта в контексте «обходных путей» поступления товаров к отечественному потребителю.
Понятие параллельного импорта не получило своего легального закрепления как в российском, так и международном законодательстве. Вместе с тем, оценка последствий его воздействия на глобальные рынки проводилась не только учеными-теоретиками, но и экспертами крупных экономических интеграционных объединений, таких, как Европейский Союз и Всемирная Торговая Организация. Так, в рамках Европейского Союза под параллельным импортом или параллельной торговлей понимается продажа товаров, которые идентичны или существенно схожи с товарами, которые выводятся на рынок через официальные дистрибьюторские сети производителей или оригинальных поставщиков, но продаются за пределами таких сетей, часто параллельно с ними [5, c. 33]. Всемирная Торговая Организация признает в качестве параллельного импорта деятельность по продаже брендовых товаров по более низким ценам с согласия правообладателя бренда в государстве его регистрации и импорту данных товаров без его согласия на территории третьих стан, где правообладатель бренда пользуется судебной защитой своих прав и продает свои товары по более высокой цене [4, c. 192–193]. В науке существуют и иные интерпретации рассматриваемого понятия [1, с. 6].
Принимая во внимание указанные определения, ключевое правовое значение данного явления характеризуется в параллельном или исключительном импорте товаров лицом, который не является правообладателем бренда на территории страны импортера по причине ввоза товаров без согласия зарегистрированного правообладателя.
В данном, на первый взгляд, очевидном правонарушении с позиции права кроется огромный социально-экономический эффект, который заставил экспертное сообщество не единожды обсуждать допустимость такого рода деятельности. В частности, в рамках Европейского Союза Европейская комиссия на разных этапах развития единого рынка давала оценку вопросу допустимости параллельного импорта разных видов товаров и в особенности товаров фармацевтической промышленности на предмет соответствия нормам Соглашения о создании Европейского Союза, в которых приходила к выводу о его недопустимости по причине несоответствия параллельного импорта целям единого рынка [3].
Однако положение дел на мировом рынке товаров и услуг в условиях тотальной политической диктатуры со стороны правительств и той же Еврокомиссии побуждает бизнес-сообщество России и сопредельных государств возвращаться к альтернативным (параллельным) каналам поставок, в связи с чем возникает вопрос о влиянии параллельного импорта на защиту прав потребителей данных товаров и услуг.
Дискуссионным представляется вопрос о признании права потребителя обращаться к правообладателю-производителю товара с требованием возместить причиненный ущерб некачественным товаром, приобретенным у неофициального дистрибьютора.
Российская законодательство в главе 59 ГК РФ не дает однозначного ответа на поставленный вопрос. В соответствии с частью первой статьи 1095 ГК РФ, вред потребителю возмещается продавцом или изготовителем товара, лицом, выполнившим работу или оказавшим услугу независимо от их вины и от того, состоял потерпевший с ним в договорных отношения или нет.
В соответствии со статьей 1098 ГК РФ, продавец или изготовитель товара, исполнитель работы или услуги освобождается от ответственности в случае, если докажет, что вред возник вследствие непреодолимой силы или нарушения потребителем установленных правил пользования товаром, результатами работы, услуги или их хранения.
Вряд ли есть основания оценивать потребность внутреннего рынка в иностранном санкционном товаре в качестве форс-мажорного обстоятельства, однако же вопрос о возможности безусловного признания обязанности по компенсации причиненного вреда российскому потребителю иностранным правообладателем товара, который поставляется на территорию Российской Федерации по каналам параллельного импорта, представляется дискуссионным.
Так, по мнению автора, в свете обозначенной проблемы возможны три основных подхода в оценке поведения иностранного производителя.
Первый заключается в возможности признания иностранного производителя или экспортера в третьи страны, с территории которых в последующем товары или услуги импортируются на территорию Российской Федерации ответственными, поскольку их ответственность перед российским потребителем возникает по закону независимо от вины без учета иных обстоятельств, влияющих на волю иностранного производителя поставлять товар на российский рынок.
Второй подход требует принять во внимание политический характер введенных односторонних ограничений на ввоз определенных товаров на территорию Российской Федерации, а также порой вынужденный отказ иностранных производителей от поставок своих товаров в Россию под давлением местных властей при отсутствии официальных экономических барьеров. В таких условиях возможно признание права российского предпринимателя на поиск «обходных» путей в удовлетворении национального рынка запрещенными по политическим мотивам к ввозу товарами и, соответственно, солидарной или субсидиарной природы деликтной ответственности иностранного производителя и российского поставщика перед отечественными производителями.
И третий подход, при котором иностранный импортер является политически ангажированным или в силу иных субъективных причин не желает поставлять свой товар на российский рынок, но российский бизнес, проявляя интерес к товару иностранного производителя посредством параллельного импорта, обеспечивает его импорт в Россию. В данном случае следует дать оценку отсутствию воли производителя, как фактора, влияющего на возможные последствия, вызванные недостатками его товара.
Прежде чем перейти к оценке каждого из подходов, следует отметить, что воля причинителя вреда как основание ответственности не рассматривалась учеными в качестве элемента состава гражданского правонарушения по вполне понятным причинам. Воля – это категория договорного права. Без воли не может быть сделки. Деликт по определению является правонарушением, в связи с чем значение воли утрачивает свое юридическое значение, уступая место отношению причинителя вреда к совершенному правонарушению и его последствиям, то есть вине.
Однако, как справедливо замечает профессор О. С. Иоффе, в гражданском праве степень вины для квалификации правонарушения и объема ответственности значения не имеет. Неосторожность по своему объективному проявлению есть следствие несоблюдения тех требований внимательности и осмотрительности, которые предъявляются к данному виду деятельности и осуществляющему ее субъекту [3, с. 134]. Е. А. Суханов, в свою очередь, также обращал особое внимание на значительную специфику ответственности в гражданском праве – на ее компенсаторно-восстановительную функцию, исключающую существенное значение субъективного отношения причинителя вреда к своему поведению [2, с. 321].
Право Европейского Союза и Соединенных Штатов Америки выработало свои подходы в оценке вины деликвента. Базовым в мировой практике является теория строгой ответственности – strict liability – то, что в российском праве именуется безвиновной ответственностью.
В Европейском Союзе данный подход нашел свое закрепление в Директиве Совета Европы 85/374 / EEC от 25 июля 1985 года «О сближении законов, правил и административных положений государств-членов, касающихся ответственности за дефектную продукцию» (далее – Директива). В соответствии со статьей 4 Директивы, лицо, которому причинен вред, должно доказать наличие ущерба, неисправности и причинной связи между неисправностью и ущербом[4]. В соответствии со статьей 7 Директивы, Производитель не несет ответственности согласно настоящей директиве, если докажет:
а) что он не выпускал продукт в оборот; или
- b) что, с учетом конкретных обстоятельств, существует вероятность, что причинившая ущерб неисправность не существовала в момент выпуска им продукта в оборот, или что данная неисправность возникла впоследствии; или
с) что продукт не был произведен им для продажи или любой формы распространения в хозяйственных целях, а равно, что он не был произведен или не распространялся им в ходе осуществления своей предпринимательской деятельности; или
- d) что неисправность является результатом подчинения продукта обязательным требованиям, установленным публичными властями; или
е) что состояние научных и технических познаний в момент, когда он выпустил продукт в оборот, не обеспечивало ему возможность обнаружить неисправность; или
- f) в случае производителя компонентов, что неисправность вызвана конструкцией продукта, в который был включен данный компонент, или данными ему инструкциями производителя этого продукта[5].
Анализ указанных положений дает основания утверждать, что производитель освобождается от ответственности, только лишь в случае, если вредоносность его товара стала следствием обстоятельств, на которые он был не в силах повлиять. С учетом статьи 7 Директивы, данные обстоятельства могут быть как предвидимыми, так непредвидимыми, но во всех случаях непредотвратимые. Именно непредотвратимость исключает ответственность производителя. Право Англии и США, как юрисдикций, стоявших у истоков рассматриваемого вида деликта, в процессе анализа сложных экономических форм и значения товаров для жизнедеятельности общества выработали особые подходы для оценки непредотвратимости вреда в результате потребления товаров и услуг. Считаю целесообразным дать им оценку для более объективного анализа ответственности производителей при поставках их товаров параллельно основному импорту.
Начнем с концепции, которую условно можно назвать «концепцией относительности». В соответствии с Параграфом 7 Свода деликтного права США (далее – Свод), лекарства, продаваемые по рецепту, или медицинская техника не признаются безопасными по причине конструктивного недостатка, если очевидный риск причинения вреда данными видами товаров значительно превышает их предвидимый терапевтический эффект, что установлено проверкой безопасности причинения вреда здоровью и данная информация исключала бы поступление данных товаров пациентам [17, с. 98]. В англо-американском праве такой подход получил название risk-utility test.
Вопрос соотношения пользы и вреда, как критерий для оценки вины причинителя вреда, не знаком российской юридической науке. Безусловно, такой подход в законодательстве США разработан для категории товаров, которые выпущены на рынок для решения проблем здоровья населения, что не позволяет проводить аналогию для всех категорий товаров. Но вместе с тем он заслуживает внимания в контексте законодательного признания факта выпуска в обращения вредоносного товара его производителем. Данный подход выходит за рамки безвиновной ответственности. Свод признает вину производителя, но освобождает его от ответственности на основании критерия соотношения пользы и вреда. Такой подход не берет вину во внимание, он ее признает. Основанием освобождения производителя от ответственности выступает «чаша весов» соотношения спасенных и поврежденных пациентов.
Следующим концептуальным вопросом в оценке действий производителей вредоносной продукции, стал вопрос момента обнаружения опасных качеств продукта. Суть вопроса в том, когда рынок мог узнать о том, что конкретный товар является небезопасным. То есть позволял ли уровень развития науки и техники дать оценку самой вероятности причинения вреда. Данный вопрос возник в судебной практике США по так называемым асбестовым делам [6, с. 222] и по делу о последствиях применения медицинского препарата дикломицин [7, с. 107]. В данном случае юридическая наука и практика в очередной раз сталкивается с незаурядным подходом для теории деликтной ответственности. Полагаю, что данный подход можно назвать «теорией неосознанного риска». Как известно, коммерческий риск всегда связан с непредвидимыми последствиями наступления убытков, но вероятность их наступления может быть осознана и подвержена оценке. В ранее же рассмотренных примерах зарубежной судебной практики данный риск причинения вреда здоровью пациентов не мог быть предвидим и соответственно положен в основу деликтной ответственности.
Принимая во внимание вышеизложенное, следует сделать следующий вывод. Вина, как фактор, влияющий на оценку поведения производителя товаров, которыми причиняется вред потребителю утрачивает свое юридическое значение. Даже должная заботливость и осмотрительность, которая была проявлена деликвентом, но не позволила избежать вреда не выступает в качестве основания для освобождения производителей некачественных товаров от ответственности. Современный уровень правовой защиты потребителей в странах Западной Европы и США исходит из принципа компенсации за коммерческий риск. Именно в этом суть концепции строгой ответственности (strict liability) [18, с. 623].
Вместе с тем следует особо подчеркнуть, что вопрос безвиновной ответственности уже давно и достаточно критически оценивался русскими цивилистами. Так, определяя значение вины для привлечения к ответственности причинителя вреда источником повышенной опасности, учеными выработана концепция «двух начал» гражданско-правовой ответственности. Смысл данной концепции в том, что гражданское право устанавливает ответственность причинителя вреда без его вины в содеянном за причинение вреда прежде всего источником повышенной опасности и, вместе с тем, признавая вину в качестве обязательного условия наступления гражданско-правовой ответственности, за вину при совершении всех остальных видов деликтов. А. А. Тебряев отметил, что наиболее последовательно отстаивать идею двух начал К. К. Яичков, который указывал, что ответственность возможна как за вину, так и без вины. Оба эти начала ответственности отражены в законе. Поэтому нет никаких оснований утверждать, что вина как одно из этих начал – главное, определяющее, исходное по сравнению с другим – причинением (отсюда название теории). Соответственно вина ответственного лица является лишь дополнительным условием ответственности в тех случаях, когда по закону установлена ответственность за виновное причинение вреда [см.: 10; 14, с. 170]. Профессор О. В. Красавчиков полагал такой подход неприемлемым. Он выделяет «безвиновную» ответственность как самостоятельный вид деликтной ответственности, который не стоит смешивать или применять как альтернативу виновной ответственности [4, с. 45]. Другие авторы используют категорию риска в том случае, если в силу закона потерпевшему обязаны возместить вред независимо от вины причинителя вреда. Такой подход получил в науке название «исключительного виновного начала» или «теории вины и риска» [5; 8, с. 54]. Смысл данных концепций сводится к тому, что без вины нет ответственности. Ответственность всегда результат правонарушения, то есть противоправного виновного поведения. Что же касается других указанных в законе отношений по возмещению вреда и именуемых законодателем ответственностью, то в этих случаях правильнее было бы говорить не об ответственности, а об обязанности возместить вред или уплатить штраф [6, c. 117]. Принимая во внимание вышеизложенное, следует выделить некую общность в подходах правового регулирования рассматриваемого вида ответственности в России и иностранных юрисдикция Запада. Не погружаясь теоретическую дискуссию о допустимости признания ответственности без вины видом юридической ответственности в целом и гражданско-правовой ответственности в частности, хотелось бы подчеркнуть, что вопрос ответственности без вины, это в буквальном смысле указанного правового явления ответственность за риск. Все концептуальные подходы, выработанные судебной практикой в Англии и США, исходят из принципа создания цепочки субъектов права, которые в силу прямого отношения к процессу выпуска товара в свободное обращение приобретают статус носителя коммерческого риска компенсации вреда потребителю их товара, работы или услуги.
Таким образом, по итогам проведенного анализа выработанной и широко применяемой юридической теорией и практикой международной торговли принципа строгой ответственности (strict liability) производителя или продавца некачественных товаров, работ или услуг, государственные экономические барьеры на пути прямого импорта товара в Российскую Федерацию не следует признавать основанием освобождения от ответственности перед потребителем. Параллельное поступление импортных товаров на российский рынок с целью преодоления политических барьеров экономического характера это не вопрос наличия у потребителя права на защиту или его отсутствие. Система риска, положенная в основу рассматриваемого вида деликтной ответственности, должна включать, в том числе и политические риски для экспортера.
Я также склонен утверждать, что прямо выраженная воля производителя о запрете поставок товаров на территорию соответствующего государства не может выступать основанием для освобождения его от ответственности. Мотивом такой позиции служит отсутствие причинно-следственной связи между запретом и качеством поступившего на закрытый по его воле рынок для его продукции. Противники данной позиции могут апеллировать к тому, что если бы запрет производителя не был нарушен, причинения ущерба можно было бы избежать. Но в таком случаем предметом анализа должны служить причины его возникновения. Если потребитель либо импортер произвели с товаром недопустимые манипуляции и был нарушен порядок его потребления, то в таком случае можно говорить о том, что производитель не должен отвечать за нарушение третьими лицами очевидных требований применительно к конкретному товару. При условии должного потребления товара, причиной вреда является недостаток товара, как следствие рецептурного, технологического, химического или иных видов недостатков, за которые несет полною ответственность производитель. Тот факт, что соответствующий недостаток стал причиной на территории запрещенной для импорта указанного товара, не должен признаваться основанием освобождения от ответственности его производителя.
